И все: и солнце, и небо, и зелень, и люди, — наверное, понимали это. Потому-то и было так торжественно и тихо над полоем. Не понимали этого только прожорливые чайки и оголодавшие озерные щуки. На чаек закричал и замахал руками Витюшка, и птицы испугались, шарахнулись от берега, улетели прочь. А про щук, прижмурив от цигарочного дыма глаз, сказал Иван:
— Давно я до них добираюсь! Нынче волокушей всех выберем из Запертого. Вон ведь что делает, паразитина! Вон, вон, глядите! Вон у куста.
Недалеко от берега — тут вода была посветлее — тихо плыла рыба. За ней тонкой струей тянулась бледно-желтая дорожка — икра. Несколько самцов увивались возле. На переднюю рыбину и обрушилась щука. Вмиг мутная наволочь окутала и хищника, и жертву, только с плеском ударял по воде щучий хвост.
— Папанька-а! — вдруг крикнул Витюшка и ухватился за куст. Оказывается, он так увлекся зрелищем, что не заметил, как ноги очутились в воде, и теперь хныкал, явно опасаясь отцовского гнева.
— Ну, ладно, ладно, — успокаивал сына Иван, — вон сейчас Серега сушняку насобирает, разведем костер и высушим… Экий ты растяпа!
Пока разгорался костер, Витюшка хныкал, что он хочет есть. Сергей принялся его стыдить. Но меньшой раскапризничался, крупные слезы покатились по щекам, а потом он принялся жаловаться, что ему холодно.
Иван поскреб затылок: неровен час, заболеет малец, тогда от жены попреков не оберешься. Поглядел на Мурзиху, видневшуюся на горе, на свой дом, на темную пасть обрыва.
— Хватит, не ной! — прикрикнул он на младшего. — Распустил нюни. Сейчас накормлю… Ты гляди за ним, Серега!
Парнишки затихли, недоверчиво поглядывая, как отец достал из лодки сачок, срезал толстый прут и направился к полою. Вскоре Иван вернулся. В сачке лениво ворочал жабрами лещ.
— А как же запрет? — строго спросил Серега. — Сам же говорил — нельзя.
— Говорил, говорил, — сердито отозвался отец, — из-за вас же.
— Я не стану есть.
Витюшка снова захныкал:
— А я хочу, хочу! Сами взяли меня сюда, я бы сейчас дома гороху похлебал и ситного поел бы!
— Цыть! — пресек его хныканье отец и стал обмазывать леща глиной. Потом он разворошил костер, уложил рыбу в золу и снова развел огонь.
Серега сидел, исподлобья поглядывая то на брата, то на отца. «Наш, досовский, погляд-то, — усмехнулся Иван, — вылитый дед. И волосы, и глаза». Он взглянул на меньшого. Черноволосый, темноглазый, с узеньким белым лицом, на котором брови казались нарисованными, Витюшка пошел в материну родню. «Ишь, нахохлился, галчонок», — подумал отец, наблюдая, как Витюшка тянет шею, посматривая, скоро ли прогорит костер.
— Потерпи, потерпи, — утешал его Иван, — зато харч будет — за уши не оттащишь. — Он свернул самокрутку, прикурил от уголька. — Вы вот что, сыны, послушайте-ка-сказку не сказку, а так, одну побасенку… Мне ее отец, стало быть, дед ваш рассказывал… Иди к нам поближе, Серега-сорога, а то за костром-то не слышно тебе.
«Может, не надо? — мелькнула у Ивана мысль. — Малы еще, не поймут… Не поймут? Возможно. Но тогда просто пусть запомнят». Он, Иван, запомнил? А понять правильно — он позднее понял, когда уж не было в живых его отца. А то кто знает, когда еще выпадет время и место побыть с сыновьями. Не принято ведь на Руси во младенчестве тютькаться с ними. Вот когда подрастут, тогда вроде бы и можно разговаривать как с ровней. Но зато подросшие сами не желают быть откровенными со стариками.
— Значит так, — начал Иван, — жил-был мужик, и было у него три сына. А жены не было, стало быть, померла… Пошел однажды мужик с сыновьями весной по каким-то своим хозяйским делам. На пути речка попалась. Неглубокая, но быстрая и широкая. Разулся отец и решил сыновей по очереди через нее перенести…
— Через полой, да? — перебил Ивана меньшой.
Серега дернул его, шепнул:
— Через речку, дурной!
— Взял первого, несет. Донес до середины, спрашивает: «А вот когда я стариком стану, будешь меня на руках носить?» Сын поглядел вниз: вода текучая, холодная; плавать не умеет. «Буду, тятенька!» Мужик взял да и кинул его в реку…
— Нашто? — в голос спросили изумленные сыновья.
— А вот слушайте дальше, — усмехнулся отец. — Взял мужик второго. Донес до середины и то же самое спрашивает. Второй сын то же, что и первый, отвечает. И этого кинул в реку мужик… Очередь за третьим. Точь-в-точь так же все было, но ответил третий по-своему. «Нет, — говорит, — тятенька, не стану я тебя на руках носить. У меня у самого дети будут!» И донес его отец до другого берега. Запомнили? Ну, вот и ладно, а тут и обед готов!