— Прямо уж, — размягченно возразил Алеха, — да я ни на кого смотреть не буду… Сапоги куплю, и баста!
— Все вы так говорите.
— Да ты то, не веришь? — возмутился Алеха.
— Верю каждому зверю: кошке, ежу, а тебе погожу, — строптиво ответила Дуняшка.
— Да лопни мои глазыньки, сгори мой родной дом! — зачастил Алеха. — В тот мясоед играем свадьбу! Поняла? Так и отцу скажу.
— Ладно уж, — вздохнула Дуняшка и прильнула к Алехе. — Помни только: уговор дороже денег!
За полтора дня, что плюхал «Плес» до Нижнего, насмотрелся и наслушался Алеха всякого.
В Камском Устье пароход набирал мазут с нефтестанции. Пока дошла очередь да возились с толстенными шлангами, перепачканными жирными потеками, «Плес» выбился из расписания. Поэтому, когда он подвалил к пристани, чтобы принять пассажиров, его место занял другой пароход.
Невзрачный «Плес» робко прислонился к ослепительно белому «легкачу», на колесном кожухе которого сияли большие латунные буквы: «Спартак».
— В Астрахань бежит, — с завистью сказал матрос, владелец вяленых лещей и чехони. Матроса звали Тежиковым. Это Алеха узнал, когда штурман с верхней палубы ругал матроса за какую-то оплошность. — Живут же люди… Ишь, ряшку-то наел, — кивнул он на высокого, круглолицего матроса, принявшего чалку на «Спартаке».
Посадка закончилась быстро, и, прокричав положенное число раз, «Плес» снова продолжил свой путь в Нижний.
На корме стало пусто, попутчики сошли в Камском Устье, пустовали койки в классах, но Алехе не хотелось уходить в полутемное душное помещение.
Он сходил за кипятком, достал из котомки недоеденный, ставший уже черствым мачехин подорожник, вынул коричневатое испеченное яйцо.
Пирог Алеха откусывал бережно, подставив к подбородку ладонь, чтобы не сорились зря крошки, прихлебывал кипяток, совсем уже не такой горячий на свежем воздухе, и любовался на уплывающую высоченную гору, вовсе задавившую домишки села Камского Устья. Сахарно белел на воде «Спартак», стоявший возле пристани. Тоненько и жадно попискивали чайки. Алеха бросил за борт скорлупу от яйца. Чайки обрадованно загомонили, кинулись вниз, чтобы поживиться, закачались на волнах. А потом, поняв коварство Алехи, отстали от парохода, полетели назад.
«Птицам хорошо, — грустно подумал Алеха, провожая их взглядом, — чуть что не так, вспорхнули, и лети куда хочешь… А вот мне теперь не знай когда придется вернуться домой. Надо на билет заработать, сапоги купить. Дуняшке хоть ситцу, что ли… Да на свадьбу надо сколько ни на есть. Опять же расход». Алеха принялся загибать пальцы, подсчитывая предстоящие заработки и расходы.
Но тут за спиной у него вдруг с дребезгом распахнулась стеклянная дверь. Парень ошалело обернулся, придерживая на всякий случай котомку.
— А-а-а! — истошно орал щуплый, простоволосый мужик с ребенком на руках, завернутым в кумачовое одеяло. — А-а, батюшки!
Мужик бестолково топтался на палубе, раскачиваясь всем телом, баюкал ребенка.
— Да я в реку брошусь! — вдруг страшно вскрикнул он и метнулся к борту.
Матрос Тежиков и еще какие-то мужики и бабы, высыпавшие на корму, окружили плачущего, гомонили разноголосо и непонятно.
— К капитану надо, к капитану, — частил женский голос. — Пусть назад поворачивает, недалеко отплыли.
— Молчи, дура, — урезонивал кто-то женщину, — право слово, баба и есть баба! Нешто из-за одного человека ворачиваются? Ссадят его в Казани, а оттедова доберется.
— А-а! — Мужик пытался прорвать кольцо людей. — Караул, люди добрые! А-а!
— Что с ним? — спросил Алеха у Тежикова, стоявшего с мрачным видом.
— Не на тот пароход сел, — буркнул Тежиков, — а баба-то осталась на «Спартаке».
— А-а, караул!
— К капитану надо! К капитану! Чего, понимаешь, над человеком мудруют?
— Тихо! — раздался вдруг зычный мужской голос. — Чего орете? Я капитан. В чем дело?
Люди расступились, и Алеха увидел капитана. Он был бородатый и смотрел строго из-под козырька черной фуражки с красным флажком на околыше. Синий китель с золотыми пуговицами еле сходился на капитановом животе.
— Молчать, говорю! — капитан притопнул белым валенком. — Тихо все! Говори, Тежиков. А ты встань, встань, говорю, гражданин! — Он тряхнул за плечо мужика с ребенком, рухнувшего было на колени перед капитаном.
— Дак ведь как же, гражданин капитан, — хныкал мужик, — куда же я теперь денусь? А робенок-то есть хочет.
— Робенок! У тебя глаз, видно, нет, — возмущенно произнес капитан, которому Тежиков изложил происшедшее. — Спутать «Плес» со «Спартаком»! Эх ты-ы!.. Но помочь я не могу ничем. Возвращаться не имею права, мы и так выбились из расписания. Вот придем в Казань, пересядешь.