Мужик бухнулся на колени и запричитал:
— А, батюшки! Отец родной, не губи ты меня, Христа ради! Не губи робенка-то!
— Не мы сажали, не наша вина, — сухо сказал капитан. — Ты сам посуди: отошли мы уже версты на две. Это пока туда да обратно, сколько времени потеряем? Нет, не могу!
Алехе было до слез жалко незадачливого мужика с орущим ребенком, но как помочь им, он не знал. Парень смотрел на капитана, на матроса Тежикова, на понурившихся людей, и им овладевало чувство вины за свою беспомощность. Он встретился взглядом с Тежиковым, но тот равнодушно отвел глаза.
— Не губите меня, люди добрые! — сморкаясь и размазывая слезы, молил мужик, сидя на палубе. — А, батюшки, что наделали!.. Брошусь сейчас, право слово, брошусь! Может, доплыву.
— А что? И бросится, — высказал кто-то из женщин предположение. — А чего делать-то?
— Я те брошусь! — не очень уверенно пригрозил капитан, переминаясь с ноги на ногу и оглаживая бороду. — Под монастырь хочешь подвести? Тежиков, ты гляди за ним. С тебя спрошу, ежели что.
Алехе показалось, что «Плес» торопливее зашлепал колесами, оставляя за собой узорочье пены на зеленовато-серых волнах. В зыбком мареве все меньше становились горы, крохотный «Спартак», россыпь домишек на берегу.
«А что, если на лодку да высадить на берег? — подумал Алеха. — Вот же она у них висит…» Холодея от собственной решимости, он вдруг сказал, обращаясь к капитану:
— На лодку бы его да на берег, ежели нельзя обратно. Вот и весь сказ.
Капитан повернулся к Алехе, взглянул на парня строгими темными глазами, удивленно спросил:
— Ха! Эт-то еще что за советчик?
— А-а! — опять завелся мужик с ребенком, почувствовав неожиданную и дельную поддержку. — Заставь богу молиться, капитан-батюшка! Правду парень-то баит.
— Ха, — уже менее строго повторил капитан и еще раз поглядел на Алеху. — Молодец, однако! Тежиков, бегом в рубку, пусть стопорят машину, да вахтенных кликни лодку спускать!
— Есть! — гаркнул Тежиков и кинулся с кормы.
— А теперь уйдите все отсюда, — приказал капитан, — нечего тут мешаться!
Алеха подхватил котомку и хотел было уйти вместе со всеми, но капитан задержал его.
— Чего торопишься? Грести умеешь? Ну и отлично! Вот и отвезешь с Тежиковым этого недотепу.
Стало вдруг тихо и жарко. На корму прибежали вахтенные матросы, громыхая цепями, сноровисто спустили лодку, висевшую на мачте. Тежиков спрыгнул в нее, принял ребенка, потом помог спуститься мужику и Алехе.
Мужик, пока добирались до берега, распеленал ребенка, тот перестал плакать, лежал смирно и сосал кулачок — видно, в самом деле проголодался.
— Спасибо тебе, парень, — говорил Алехе повеселевший горемыка, — век не забуду, ей-богу! Сын вот вырастет, ему накажу век тебя поминать. Зовут-то тебя хоть как?
— Не бормочи под руку, — оборвал его Тежиков, — да запеленай ребенка-то, идол! Простудишь. Правильно тебя капитан недотепой обозвал. Ишь, какая птаха, пароход из-за него задержали и везут как господина.
— Давай, я в весла сяду, — мужик привстал.
— Сиди уж! — прикрикнул Тежиков. — Приехали.
Лодка ткнулась в берег. Мужик спрыгнул на глинистый, заглаженный волнами приплеск и, неуклюже прижимая ребенка, побежал.
— Эй, мужик, — засмеялся Тежиков, — хоть попрощайся. Да не беги так шибко, задохнешься!
Алеха столкнул лодку, ловко запрыгнул в нее и, попадая в такт гребкам Тежикова, принялся широко и сильно взмахивать веслами.
— Эх ты, — вырвалось у Алехи, — а котомку я ведь на корме бросил! Не украли бы!
— Не бойся, — успокоил его Тежиков, — за ней сам капитан приглядывает. Вон видишь, бороду-то на корме выставил. Давай шибче!
— А чего он валенки носит? — поинтересовался Алеха. — Вроде бы не сильно старый.
— А это, чтобы от палубы не жгло, — пояснил матрос — Очень помогает. Все равно как в лаптях.
Лодку на «Плес» подняли быстро. Снова задрожала палуба под ногами, снова сидит Алеха в холодке на корме, радуясь реке, алому закату, подпалившему белые облака. Кажется парню, невесть сколько времени прошло с той поры, как распрощался он с Мурзихой, — такой далекой и невозвратной кажется ему вчерашняя жизнь. За сутки сдвинулось в Алехиной душе что-то. Напластовались в памяти десятки новых лиц, увиденных на пристанях. Он вспоминает сердитого плотника с пестерем. Исступленно орет безногий калека, которого не посадили на «Плес». Снова переживает Алеха за незадачливого мужика с ребенком. Строго смотрит на парня бородатый капитан.