Алексей поднялся, шагнул навстречу худощавой черноглазой женщине, смутно подумал, что где-то уже видел это миловидное лицо с темными вразлет бровями, но так и не вспомнил.
— Ну, что же, — сказал он, — очень рад! Мне уже говорил Иван Сергеич про вас. Правильно, на заводе у нас найдем вам работу. Там у нас много эвакуированных работает. У меня одна в квартире живет…
— Зюгин идет! — закричали, врываясь в избу, Сережка и Витюшка. — Дядя Алексей, а он у Андрейки мешок отнял! — не удержался, сообщил меньшой.
Следом за братьями вошел Андрейка.
— Папа, — спросил он, — а почему так названа книжка-то? «Хмурое утро»?
Алексей обвел взглядом всех, кто был в избе: задумавшегося Ивана, Марию, Пелагею с прильнувшими к ней сыновьями, пятерней взъерошил Андрейке короткие, торчащие, как у ежонка, волосы, сказал:
— Хмурое утро красный день сулит.
КАМСКАЯ МЕЖЕНЬ
Глава 1
Будущей осенью боцман пассажирского парохода «Гряда» Михалев может уйти на пенсию. Шестьдесят прожитых лет и сорок четыре навигации дадут законное право. Конечно, никто не станет понуждать к уходу, служи на здоровье, Семен Семенович. Место — не для всякого. Заработок чуть выше матросского, а хлопот и забот — под завязку.
На любом судне каждые четыре часа меняются вахты. Выходят из пышущего жаром котельного отделения кочегары, из машинного — масленщики, помощники механика, дизелисты. Сменяются матросы, рулевые и штурманы. А боцман, как и капитан, бессменен. При подходе и отвале, в полдень или глубокой ночью боцман всегда бодрствует, помогает, руководит. Погрузка и выгрузка, покраска и мелкий ремонт, проверка швартового, рулевого и якорного устройства, наблюдение за уборкой палуб и помещений — за все боцман в ответе.
Хорошим боцманом капитан дорожит не меньше, чем опытным штурманом. К тому же штурманов готовят в техникумах и училищах, а вот боцманом нужно, пожалуй, родиться. Семен Семенович Михалев был именно таким, природным.
Славились когда-то на Волге и Каме капитаны, штурманы и лоцманы из Кадниц, Голошубихи и Городца, котельщики из Молитовки и Сопчина. Кто где родился, у всех соответственная слава.
Михалев вел свой род из села Комзино, что стоит на берегу Суры. Известное село. Когда-то комзинский староста ввел обычай, столь же нерушимый, как родительское благословение. По тому обычаю запрещалось комзинским парням брать в жены девок из других сел. Чтобы род не мельчал — так гласил неписаный и строгий закон. Давно уже не было в живых законодателя, сменилось не одно поколение в Комзине, а в селе впрямь рождались богатыри, о которых до сих пор еще легенды ходят. То якобы один из комзинских мужиков в Нижнем на спор втащил в гору якорь в двадцать пудов без малого и навесил на ворота хозяйского дома в отместку за малую плату и для позора. Снимать вызвали пожарников. Про другого толковали, что рвал руками полудюймовую цепь. Третий прославился, притащив пешком из Астрахани в село два куля воблы.
Помнил Семен, как по праздникам дед его, Федор Ульянович, росту саженного, с вислыми плечами, отчего руки, казалось, доставали до колен, напившись, выходил драться. Был уговор: Федору Ульяновичу привязывали левую руку кушаком. Дед разглаживал бороду кожаной голицей, хмельно щурился, зазывал: «Ну, давай, подходи!».
Даже парни по одному выходить против деда не решались. Сшибал Федор Ульянович с первого раза: водоливом был на расшиве, накачал силушку. Незадолго перед смертью (дед никогда не хворал, свалился в одночасье на восьмом десятке) выпивал Семен с дедом. Четверть выпили. Укорил Федор Ульянович внука, прибывшего зимой в Комзино: «Смотри, много пьешь. Блюди себя».
Каждую зиму, задолго до ледохода, наезжали в Комзино приказчики от купцов, которые держали на Волге суда. Сманивали мужиков и парней в матросы, в катали и крючники, суля комзинским заработок вдвое больше, чем всем прочим грузчикам.
За два года до революции ушел из Комзина и Семен Михалев. Плавал на «самолетских», ходил на «Ермаке», «Пушкине», «Ломоносове», «Жан Жоресе». Посчитать, сколько груза перетаскал на своем горбу в цепочке с другими матросами, — все эти мешки, ящики, тюки и бочки, наверное, не один пароход заставил бы осесть выше красной ватерлинии.
Случилось так, что обычай комзинский Семен Михалев все же нарушил. Рано овдовел, оставшись с двухгодовалым сыном, женился, когда зимовал с пароходом в Набережных Челнах. Прижил еще одного сына и обосновался в Камске, так и не вернувшись на Волгу. Последние годы плавал на пароходе «Гряда», который прибыл на Каму с Волги, дорабатывать свой век, когда там появились многоверстные водохранилища с мелкой, но крутой волной. Такая волна считалась для «Гряды» опасной.