Однажды «Гряда» чуть не сгорела: взорвалась форсунка, и горящая струя мазута выплеснулась в кочегарку. Хорошо, что тогда не растерялся кочегар, успел перекрыть трубопровод, а потом сбил пламя огнетушителем. Сейчас этот кочегар ходит механиком на дизель-электроходе.
И что же? Значит, всему этому конец? Было да сплыло? А что поделаешь? Что?! Давеча капитан говорил какие-то слова о техническом прогрессе, о том, что наивно полагать, будто можно остановить этот самый прогресс. Но боцман вовсе и не думает так. Когда заменяют паровики дизелями, разве это плохо? Любой скажет: хорошо. И боцман в том числе. И опять-таки он согласен с капитаном: нельзя отставать от капиталистов, когда они тоже обновляют свой флот. Но ведь есть же разница, ради чего делает это судовладелец за рубежом и чем руководствуются товарищи из пароходства. Уж тут-то боцмана не сбить никому. Для капиталиста главное — деньги. А для нас? Для нас самое главное прежде любой прибыли — как она достанется. Ни в коем случае нельзя забывать, что мы растим нового человека, создаем новые отношения между людьми. И основой этих отношений является коллектив. Именно коллектив, а не сборище людей, зарабатывающих деньгу. Так что же? Выходит, зря потратил столько сил на то, чтобы создать коллектив на «Гряде», он, парторг, он, боцман?
Михалев спустился на нижнюю палубу, здесь ему стало чуть теплее, это еще согревали пароход не успевшие остыть котлы. Он закурил. Ехать в пароходство и требовать, чтобы экипаж коллективно перевели на новое судно? Допустим. Но новые суда дизельные. Значит, речь может идти лишь о верхней команде, а механикам, кочегарам, масленщикам придется распрощаться? Выходит, никак нельзя сохранить прежний коллектив?
Или махнуть рукой, и пусть все оно идет так, как намечено товарищами из пароходства? В самом деле, чего он будет морочить им головы со своими тремя десятками людей — подумаешь, коллектив! В пароходстве тысячи работают. И разве мало забот у руководителей: ежевесенне собирать матросов на суда, думать о графиках, о привлечении грузов, о судоремонте, о жилье и форме?
Да, но если распадется коллектив, такой, как на «Гряде», забот станет еще больше, вернее им не будет конца. Вот и получается карусель: каждую весну нанимают тысячи матросов, а к зиме они снова уходят. А почему? Да потому, что сдружиться не успели, не пришаркались один к другому. Разве это можно сделать за навигацию? Нынешний экипаж вон сколько времени пришлось сколачивать.
Он загасил папиросу, растерев ее пальцами, даже не почувствовал жара. Горящие табачинки подхватил ветер и сыпанул их на палубу. Алые искорки показались Михалеву похожими на те, которые вспыхивают, когда режут автогеном ржавую старую обшивку.
Помедлив, боцман взял вещи и стал спускаться по трапу на берег. Дошагал неторопливо до проходной и остановился, растерянно прислушиваясь к тому, что творится у него в груди: сердце колошматилось так, будто он нес многопудовую ношу.
— Ты что? — встревоженно спросил его вахтер. — Как все равно ноги тебе перебили… Заболел, что ли?
Вместо ответа Семен Семенович попробовал улыбнуться, но в глазах его было столько горя, что давний знакомец вахтер посоветовал:
— Зайди в поликлинику. На тебе же лица нет. Старуху перепугаешь. — И добавил: — Может, «скорую» вызвать?
Боцман обреченно махнул рукой и миновал проходную. Медленно, с одышкой поднялся он вдоль забора по широкой деревянной лестнице, на которую раньше досадовал из-за невысоких и частых ступеней, их надо было перешагивать через три, а тут вдруг оказалось, что они как раз под его старческий шаг. И мысли у него были, пока поднимался, такие же мелкие, сбивчивые. Все, отъездился… И тут же о другом думалось: не утащили бы с носа «Гряды» новую легость — пеньковую веревку, которую забыл прибрать в кладовую.
На здоровье Михалев никогда прежде не жаловался. По курортам и санаториям ездить нужды не было. И теперь еще при случае мог бы молодым не уступить, но остерегался. Помнил, как сказал ему капитан: «Силой-то тебя, Семеныч, бог не обидел. Но ведь как ни крути, лошадь все равно сильнее. Тебе другое нужно. Организовать, чтобы люди не болтались без дела. За всех один не сработаешь». И еще Леонтий Васильевич сказал, как он, капитан, выглядеть будет, если, не дай бог, надорвется старик. «Воздержись, Семен Семеныч, — не то попросил, не то приказал капитан. — Не конфузь меня».