— Артемка, ну что ты на меня уставился? — поймав его неосторожный, явно изучающий взгляд, спохватилась мать. — Пойди-ка, подежурь у дверей, а то я боюсь, что прозеваю. Ты же знаешь, баба Вера…
Баба Вера, ветхая старушка, ходившая всегда в ярком, расписанном красными розами фланелевом халате, жила в самом дальнем углу коммуналки, окна ее комнаты выходили во двор. Передвигалась она несмело, не спеша, но, если в дверь звонили робко, неуверенно, как звонят гости, оказывалась у дверей раньше всех. Баба Вера отчего-то не любила мужчин, что бывали в гостях у мамы. Если кто-нибудь приходил, то на следующий день, когда Артем на скорую руку прихлебывал ложкой суп, боязливо примостившись на кончике табуретки возле кухонного стола (в коммуналке трапезничать на кухне было не заведено, это мешало Артему поесть спокойно и как следует, но и тащить тарелку в комнату пороху не хватало, хотелось покончить с едой поскорее, убежать во двор, на тренировку), баба Вера начинала расспрашивать, кто да как зовут по имени да по отчеству, а если с работы, то как человека по званию величать: начальник аль как все — инженер сторублевый. Тех мужчин, что казались ей помоложе да попредставительней, баба Вера называла непонятным словом с уничижительным оттенком — «хахаль»: «Опять к вам хахаль приходил?» Потом баба Вера начинала разбирать да раскладывать гостя по косточкам. Если гость показался ей высок да строен, то получал кличку — жердяй; бородачей, даже если борода была жиденькой, едва охватывала венчиком подбородок, баба Вера называла попами. Выспрашивала: «Поп-то тебе что-нибудь подарил?» Чуть на пороге кухни появлялась мама, баба Вера умолкала, виновато звякнув кастрюлькой, исчезала в своей комнате. Один разок мать, поймав обрывок разговора, спросила подозрительно: «О чем это вы тут с бабой Верой секретничали?» — но Артем смолчал.
Другие соседи чужими гостями не интересовались. Вот разве что бывший штангист Ключкарев. Бездетные супруги Ключкаревы занимали в квартире самую удобную боковую комнату, что позволило им выгородить из нее спальню — уютную комнатку с окном. Ключкарев ходил по коммунальным владениям на кухню или в туалет тяжелой, неторопливой походкой много повидавшего и пережившего человека, его огромная покатая спина заслоняла весь коридор от вешалки до зеркала и внушала Артему страх. Ключкарев придирался к нему и за грязь на кроссовках, не давал ставить в коридоре лыжи и клюшку, а самое главное — не позволял съесть и кусочек на кухне, гнал в комнату, как было заведено у взрослых, не спускал ему промахов, словно и за ребенка его не держал.
Где-то далеко пропел звонок, не дождавшись, пока Артем займет свой наблюдательный пункт.
— Артемка, кажется, звонят? — мать нервно дернула плечиком, затаила дыхание. В комнате стало тихо, как в отдельной квартире. Так тихо, что слышны были жалкие всхлипывания «Жигуленка», мотор которого пытались завести под соседним окном, и сердитое ворчание старого унитаза, и пение ржавых водопроводных труб в ванной комнате. Звонок тронули во второй раз, вяло, нерешительно, так что нельзя было понять, то ли гости хотели позвонить два раза, то ли повторили попытку, подумав, что никем не услышан первый звонок.
— Два раза? — Артем в нерешительности замер. Два раза по идее звонили бабе Вере, но к ней давно уж никто не приходил.