— Я их как-то не замечаю. У них своя жизнь, у нас с Артемом своя, — мама подмигнула Артему ласково, доверительно.
И Артем понял наконец, что Рыжий пришел к ним не просто в гости, что матери очень хотелось бы, чтоб ему все тут понравилось: и квартира, и Артем, и газовая колонка, управляться с которой может научиться и младенец…
4
Артем приоткрыл один глаз и, обнаружив, что уже не спит, лениво повернулся на правый бок, чтобы не лежать носом к стене. Комнату освещали косые холодные лучи утреннего солнца, на белом лепном потолке неподвижно висел тусклый, непонятно откуда взявшийся тут солнечный зайчик. Артем сладко потянулся, словно рассчитывал коснуться зайчика рукой, и, вынырнув из-под одеяла, увидел маму. Она полулежала на пышной, убранной кружевами подушке и разглядывала себя в маленькое зеркальце.
— Артем, ты проснулся? — услышав, быть может, шелест простыни, мать обернулась.
Артем, предугадав ее движение, закрыл глаза и замер, но любопытство уже вынесло его так высоко в изголовье дивана, что мать тотчас поняла — он притворяется, не спит.
— А ну-ка вставай, простыня опять на полу — белья на тебя не напасешься. Опять небось страшный сон приснился, вертелся как волчок.
— Нет, я не помню, — тихо сказал Артем и растерянно, будто сию секунду пробудился, заморгал глазами. По маминой щеке медленно спускалась слезинка, должно быть, мама только что плакала.
— Вставай, дружок, — мягко приказала мама, смахнув слезу кончиком простыни. — И брось привычку меня разглядывать. Я тебе не артистка кино. А ну-ка быстренько в ванную, я хоть оденусь по-человечески.
— Я сейчас не хочу, я потом, — вяло сопротивлялся Артем.
— Потом ты, миленький, к умывальнику не попадешь.
Артем без всякой охоты, лишь подчиняясь приказу, нашарил под диваном тапочки и в одних трусах направился в коридор.
— Надень-ка тренировочные, не маленький уже по квартире голышом разгуливать, не одни ведь живем.
Артем молча повернул назад, сообразив, что лучше не спорить: когда мать бывала раздражена, недовольна, она вдруг начинала придираться к нему на каждом шагу. Но чем она огорчена, отчего вдруг плакала ночью, если вчера смеялась весь долгий вечер, пока Рыжий развлекал их своими рассказами обо всем на свете. Со всеми знаменитостями Арнольд, как оказалось, был на короткой ноге: с Аллой Пугачевой загорал в Сочи на одном пляже, клоуна Юрия Никулина он встречал в Москве, в Сандуновских банях, и дома у него, как выяснилось, хранится хоккейная клюшка, на которой самолично расписались все игроки сборной команды СССР. Мама не уставала удивляться, как много в жизни Арнольд успел повидать, а Рыжий тем временем поглядывал на Артема, надеясь произвести впечатление и на него. Клюшка и в самом деле задела Артема за живое: вот если бы вынести такую во двор. Мальчишки бы лопнули от зависти. Только не отдаст ее Рыжий никому ни за какие коврижки, если, конечно, она у него и в самом деле есть.
Вечером Артем все время ждал момента, когда мама спросит у него наконец, понравился ему Рыжий или нет, но мать так ничего у него и не спросила. Быть может, она огорчилась оттого, что Рыжий не остался у них ночевать?
— Ма, а где мои тренировочные?
Артем застыл посреди комнаты, озираясь по сторонам.
— Ой, горе ты мое, отвернись к окну, я поищу, — мама не спеша поднялась из теплой постели и отыскала в гардеробе мятые тренировочные штаны.
Артем краешком глаза успел заметить, что мама спала сегодня в голубой ночной рубашке, в которой прежде спокойно, не стесняясь, ходила по утрам перед ним по комнате: к окну или к своему старенькому плюшевому пуфу, стоящему перед трюмо.
— Умывайся, да быстро. Тебе же сегодня в школу за новыми учебниками. Голова — что решето.
Артем, невеселый, раздосадованный мамиными придирками, вышел в коридор, подошел на цыпочках к глухим и высоким дверям ванной комнаты и, прислушавшись, повеселел. Кран умывальника нынче молчал, не пел, как обычно, высоким, скрипучим сопрано, сотрясая стояк до самой крыши, что случалось немедленно, стоило его кому-нибудь отвернуть. Словом, в ванной — ни души, и не нужно, поеживаясь на сквозняке, ждать своей очереди в коридоре, как бывало, когда кто-нибудь из соседей с самого утра запирался в ванной надолго, до третьих петухов, как Ключкарев, например.
— Артем, это ты? — едва Артем успел накинуть крючок, в дверь ванной ласково, по-кошачьи, поскреблась баба Вера.
Наспех ополоснувшись, Артем выглянул в коридор.
— Ты? — лицо бабы Веры, бледное, испещренное паутиной тоненьких, до самой шеи добегавших морщинок, приветливо улыбалось.