— А предметы ты какие любишь?
— Историю.
— А точные науки как идут, математика?
— Алгебра у меня на осень.
— Почему?
— Задачки не решаются.
— Как это не решаются? Что ты, глупей других?
— Не знаю, — Артем вздохнул. Дневник-то Рыжий видел еще в прошлый раз и теперь про учебу спрашивал, видно, просто так, нарочно, чтобы о чем-нибудь поговорить.
— Ну а кроме школьных предметов, ты чем-нибудь увлекаешься? Может, в кружки какие ходишь?
— Я осенью в хоккей пойду.
— Вот как? — Рыжий окинул взглядом щуплую фигурку Артема, застывшего перед ним в выжидательной позе, и усмехнулся. — А возьмут ли тебя в хоккей?
— Возьмут, — не заметив усмешки, твердо сказал Артем и еще раз посмотрел на кляссер, подумав, что был бы счастлив, если бы тот вдруг упал на пол и раскрылся. Артему казалось, что он видит вожделенную серию прямо как на яву, не зажмуривая глаз. Пять марок с золотым ободком и маленькими зубчиками, целость которых можно проверить только с лупой. На первой — атлет с красивыми длинными ногами бросает каменный диск в голубое небо Олимпии. На другой марке — бег колесниц в честь бога Зевса. А может, серия выглядела и не так, была еще заманчивей. Что-то мешало Артему попросить Рыжего показать ему марки. Потом бы он рассказал ему обо всем на свете, не все ли равно, когда отвечать на эти мало связанные друг с дружкой, бог весть кому нужные вопросы — сейчас или потом?
— Ну а чем ты занимаешься, пока мамы дома нет?
— Ничем.
— Так уж вовсе ничем. Так не бывает, — Рыжий понимающе усмехнулся. — Даже во сне человек делом занят. Спит, восстанавливает нервные клетки.
Дядя Арнольд хитровато мигнул своим зеленым глазом, будто хотел показать Артему, что знает о нем много больше, чем тот может о себе сказать.
— Ну, уроки-то ты, надеюсь, иногда делаешь?
— Сперва гуляю.
— Где?
— Во дворе.
— А что вы там делаете? Курите в подвале? А может, строите штаб?
Артем молчал. Насмешливый тон, в котором Рыжий навязывал ему беседу, мешал подбирать нужные слова, отвечать вежливо, как принято отвечать взрослым. Рыжий вел себя так, словно и в самом деле знал, что бывает, а что не бывает во дворе.
— А друзья-то у тебя есть? — поинтересовался Арнольд, голос его вдруг осип, утратил прежнюю уверенность.
— Есть. Помаза, Фралик, — выдавил из себя Артем, сообразив по тону вопроса, что его молчание обижает Рыжего, выбивает из привычной колеи.
Арнольд, должно быть, и сам не мог найтись, как разговаривать с мальчишкой. То играл в равенство, набивался в друзья, то вдруг сбивался на надменнонаставительный тон, каким привыкли общаться с подростками взрослые на улице, учителя.
— Помаза? — Рыжий удивленно вскинул свои бесцветные брови.
— Ну да, мы его сокращенно так зовем. Он Помазенков, Дима, а Фралик — это Фролов, Виталик.
— Кликухи-то у вас неинтересные, — оживился Рыжий. — Сразу можно догадаться, кто есть кто. У нас ребята похитрей друг другу прозвища давали: Клык, Кастет. От одной клички мурашки по спине побегут, правда?
Артем кивнул, радуясь тому, что Рыжий пока не задал новый вопрос.
— Ну а что у вас там бывает-то интересного, во дворе?
— Во дворе? — переспросил Артем и сморщил лоб, пытаясь вспомнить, что бы можно было рассказать безобидное. Он уже казнил себя за то, что успел похвастать Помазе, что покажет новую серию, как только Рыжий придет к ним снова. И вот теперь, если Рыжий пожмотничает, не откроет заветный кляссер, ему придется завтра выйти к ребятам ни с чем.
— Ну рассказал бы хоть что-нибудь? Летом ты что делал, небось в лагере отдыхал?
— Нет, я с детсадиком ездил. В лагерь мама путевку не достала.
— Как не достала? У нас в вестибюле объявление висело про путевки — бери не хочу. Лагерь, кажется, «Салют» называется?
— Я в «Салют» не хочу, только в «Ласточку».
— А где это такая? — дружелюбно спросил Арнольд, довольный тем, что Артем наконец-то заговорил.
— В Звенигороде.
— А чем же там лучше?
— Там ребята все наши.
— А кто тебе туда путевку доставал, от какого завода?
— Там раньше тетя Зина воспитателем работала, а теперь она в детсадике, — Артем вздохнул.
— Ну и что ты там делал-то, с ползунками?
Артем помолчал, словно прикидывая, то ли Рыжий насмехается над ним, то ли острит, как обычно, для оживления разговора.
— Местность там красивая. Только купаться негде: озеро от нас за восемь, а ближайшая речка — за девять километров.
— А где же ты купался?