— На карьере. Там рядом лес, грибов и ягод много, — Артем помолчал, с Рыжим он старался говорить не спеша, чтобы ненароком не вылетело лишнее слово, старался говорить правильнее: мать всегда ругалась, если дома он начинал говорить свободно, так, как с ребятами во дворе.
— А ребята-то твоего возраста там были?
— Были, — вздохнув, Артем кивнул, — но я с ними не водился, потому что они хулиганы. Они там каждое лето живут.
— Выходит, ты был один? — Рыжий взглянул на Артема с интересом, видно, не ожидал, что скажет он ему о своих бедах вот так, к слову, раз до сих пор скрытничал, как с посторонним.
— Нет, не один, — Артем помолчал, будто сомневаясь, стоит ли приоткрыться дальше, хотя без этого ничего не поймешь, не объяснишь. — Я там с сержантом подружился. Его зовут Ярослав. Там рядом воинская часть была. Он мне пилотку подарил.
Артем приоткрыл секретер и вынул выгоревшую, ставшую от солнечных лучей желтой пилотку.
— Вот здесь два чернильных пятна. Тут было написано: Могилев и цифрами — пятьдесят шестой размер. Это мне один из тех ребят поставил. Я раз пилотку в столовой забыл, а он взял ее себе и поставил кляксы, чтобы не узнать.
— А как же ты пилотку-то вернул?
— Я пошел с тетей Зиной к этому парню домой, а пилотка у него на койке лежит. Жалко, что он здоровый был, ему уже шестнадцать лет, а то бы я ему влепил как следует.
Артем отвел глаза, сообразив, что про тетю Зину он признался зря, пусть бы Рыжий думал, что пилотку ему удалось вернуть своими силами, без взрослых.
— Ну, где же там наша мама? — дядя Арнольд вдруг отчего-то засуетился, посмотрел на дверь, потом на Артема, виновато улыбнулся. — У меня тут к тебе есть один разговор, не знаю, как и начать.
— Что, марки не нашли? — вздохнув, спросил Артем.
— Да нет, марки я принес, — смутился Рыжий и придвинул кляссер к Артему, словно приглашая перевернуть обложку его самого. — У меня к тебе есть мужской разговор. — Рыжий выхватил из пачки сигарету и, нервно размяв ее между пальцами, закурил: — В общем, поговорим, как мужчина с мужчиной. На чистоту. Ты не против, если мы с мамой поженимся?
— Как это? — тихо спросил Артем, вмиг сообразив, что Рыжий вел с ним битый час этот нудный разговор оттого, что не решался заговорить о главном.
— Ну, если мы будем с мамой мужем и женой. Ты же не маленький, понимаешь, что это значит?
7
— Фирменные марочки, у «Филателии» выменял, что ли?
Геныч не спеша перебирал марки сальными, грязными пальцами, завистливо причмокивая толстыми, красными губами.
Артем молчал, уныло поглядывая то на марки, рядком лежащие на перевернутом ящике из-под бананов, то на Помазу. Тот старательно прятал глаза, уронив низко-низко голову с шапкой чуть вьющихся и давно уже не мытых русых волос. Маленькие островки чистой кожи на его густо усеянных веснушками щеках налились краской. Свидание в укромном месте, за овощным ларьком, было назначено ему одному, а Помаза не удержался, притащил с собой Геныча и Фралю.
— Коротков, ты что, глухой?
— Это ему мужик дал, тот, что с тросточкой. Разведкой все доложено, — Фралик лукаво стрельнул в Артема своими маленькими хитроватыми глазками, которыми любил беспрестанно, точно сыщик, шарить вокруг себя.
— С рыжей бородой, тот, что на «Москвиче» приезжал? — Геныч наморщил лоб, будто припоминая.
— Ты что, у него «Лада», — возразил Помаза, виновато взглянув на Артема, будто спрашивая у него: ну и что из того, если марки увидит Геныч, разве он съест их?
Геныч был в их компании самым заметным, уже отрастившим маленькие усики пареньком с яркими бровями и прямым, длинным, угреватым носом, который тоже прибавлял ему лет. Помазу и Фралика продавцы не подпускали к «табачке» на пушечный выстрел, а Геныч, что был нисколько не старше их, сигареты в ларьке покупал. Геныча все во дворе уважали, не ладил с ним отчего-то только Артем.
— Ты, недожаренный Артишок, чего молчишь? — нахмурившись, спросил Геныч, уловив безошибочно в молчании Артема знак неуважения к самому себе.
— Ты сперва марки оставь. Их трогают не руками, а только пинцетом.
Геныч, вздохнув, убрал руки за спину, продолжая, однако, пожирать марки жадными глазами.
— А машина у него синяя, что ли? — спросил Фралик.
— Не помню, — отрезал Артем, сообразив, что Фралик с Помазой, должно быть, обознались: своей машины у Рыжего, кажется, не было, но признаваться в этом не хотелось, чтобы позлить Геныча, который, как и все мальчишки, уважал автомобиль больше всего на свете.
— Ты что, дальтоник? Цвета не различаешь? — насторожился Геныч и сделал в направлении Артема маленький предупредительный шажок.