— Отцом? — тихо переспросил Артем. — Но он же мне не отец?
— Приемный, не родной. Это, почитай, одно и то же. Какой из мужика родитель. Хрен редьки не слаще.
Артем задумался, пытаясь представить, как он будет звать Арнольда, Рыжего, отцом, но так и не смог.
10
— В шахматы-то играть умеешь? — спросил Арнольд.
— Умею немного.
— Сыграем? А ну-ка садись.
Артем нерешительно присел на кончик дивана, словно тот мог из-под него ускользнуть: при Рыжем он вел себя, как в гостях, что-то мешало ему чувствовать себя в своей тарелке. Наверное, то, что и мама при нем менялась необъяснимо, как погода, становилась вдруг резкой в движениях, как девчонка, быстрой на шутку, на острое словцо. Без Арнольда жизнь у них тянулась протяжно, как старая, плавная песня, а с его появлением завертелась в пульсирующем, будоражащем ритме.
— Ставь быстрей фигуры. Чего ты сегодня как вареный?
Рыжий принялся расставлять фигуры, хватая их горстями по пять-шесть штук и быстро размещая их по доске, как бывалый шахматист, знающий расположение фигур с закрытыми глазами. Занеся руку над нужным квадратом, он разжимал пальцы, и фигура с легким шлепком падала на доску, занимая свое место.
Артем, не торопясь, выстроил свои пешки, предчувствуя, что проиграет. Сколько, пробуя свои силы со взрослыми, он проигрывал оттого, что партия начиналась не так, как он ожидал. Стоило, скажем, черной пешке шагнуть на один шажок от слона, и танец шахматных фигур складывался непривычно. Потом уже кто-то объяснил, что это — закрытое начало; опытный шахматист редко начинает игру королевской пешкой. Словом, увидев на доске новый, незнакомый ему ход, Артем терялся, но знал, как разместить свои фигуры: какие двигать вперед, а какие — попридержать до поры.
— Ты плиту-то сегодня почистил, шахматист?
— Почистил, — тихо сказал Артем и, поймав насмешливую нотку в маминой интонации, подумал: уж не отказаться ли ему сразу от игры?
— А что на меня Ключкарев смотрит, как солдат на вошь? Главное, спрашивает так, с ехидцей, мол, нынче не ваша случайно неделя, как будто в график лень посмотреть.
— А кто этот Ключкарев?
— Есть тут у нас один — бывший спортсмен, раньше, говорят, гири поднимал.
— Он штангист, у него на стене грамоты и медали, — пояснил Артем.
— Штангист, говоришь? — обдумывая первый ход, переспросил Арнольд. — Странно, были бы у него медали, я думаю, в коммуналке мы бы его не нашли, видно, так себе — середнячок. Мастера квартирой у нас не обойдут.
Партия началась. Рыжий делал ходы быстро, почти молниеносно, будто играл блиц, успевая перебрасываться словечками с мамой, которая зачем-то вынимала посуду из серванта и, протирая рюмки и тарелки чистым полотенцем, размещала их на широком подоконнике.
— Подумай, не торопись, — Рыжий снисходительно успокаивал Артема, который никак не мог приноровиться к такой быстрой манере игры: того времени, пока Рыжий успевал оценить позицию и сделать ход, ему хватало едва-едва на то, чтобы осмотреться, какие же изменения произошли на доске после хода противника. И только тогда, с отчаянием понимая, что с момента хода белых прошла вечность, он начинал лихорадочно искать, какую из своих фигур пустить в бой.
— Дебют четырех коней, — взглянув после пятого хода на позицию, определил Рыжий.
Артем поморщился, мучаясь от собственной медлительности, стал вспоминать диаграммы, которые видел в учебнике шахматной игры. Ему казалось, что, если не обращать внимания на белую пешку, одинокой вершиной торчавшую на королевском фланге, на доске скорее возникала испанская партия, единственный дебют, который он успел выучить и потому умел и любил играть. Если партия не заходила дальше десятого хода, мог даже выиграть, оттого что знал несколько приемов, как поймать в ловушку неприятельского ферзя. Неужто Рыжий и в самом деле не знал, какой он играет дебют, и только рисовался, называя его дебютом четырех коней? Или, быть может, он исподволь уже направлял игру в новое, незнакомое еще Артему с его куцым шахматным опытом русло? Что значили эти сумасшедшие прыжки белого коня в середине доски, если он тут же отпрыгивал назад, под сень своих фигур, стоило на него тихонько напасть обыкновенной пешкой? Чувствуя недоброе, Артем тревожно оглядывал свой королевский фланг, поспешил с рокировкой, но опасности, грозящей его позиции откуда-нибудь, не видел.