— Офицеры, вперед! — лихо выкрикнул Рыжий, следом за конем выводя на середину доски новую среднюю фигуру.
— Это не офицер, а слон, — мягко поправил Артем.
— Ну, значит, слон, — охотно согласился Рыжий. Его самоуверенность заставляла Артема нервничать, думать, что противник нарочно делает плохие, отвлекающие ходы, за которыми последует быстрый, точный, как удар клинка, молниеносный мат.
— Шах, — тихо сказал Артем, решив напасть своим чернопольным слоном на белого короля, который, после размена пешек, случившегося в центре, вдруг лишился брони.
— Шахец, значит, — спокойно повторил Рыжий, дав себе труд углубиться в позицию поосновательней, чем он делал до сих пор.
— Шах, — еще раз прошептал Артем, вдруг заметив, что королю белых некуда уходить: все клетки вокруг него были либо заняты, либо обстреливались ударами черных фигур.
Рыжий небрежно расстегнул ворот белой рубашки и, ослабив узел, еще раз скучно посмотрел на доску. Он, должно быть, как и Артем, видел мат, но что-то мешало ему произнести это унизительное для него слово.
— Вам мат, — не выказывая радости, чтобы не обидеть Рыжего, сказал Артем.
— Да, просмотрел, брат, просмотрел, — буркнул Рыжий и, быстро смешав фигуры, стал расставлять их заново.
— Проиграл небось? — снисходительно спросила мать, взглянув на доску: оттого, что Рыжий не поздравил Артема с победой, ей, наверное, не удалось понять, чья взяла верх.
Артем, затаив обиду, молчал. Снова расставляя фигуры, с опаской поглядывал на Рыжего, все еще не веря, что выиграл у него по игре, а не за счет грубого зевка.
Арнольд теперь расставлял фигуры немного иначе, потщательнее, не бросал их на доску с птичьего полета, а тяжело ставил на деревянное поле и даже чуть вращал их, будто привинчивая, чтобы никто не мог их съесть или, выражаясь правильным шахматным языком, взять.
Снова началась игра. Артем, чтобы не путаться, поначалу повторял свои излюбленные ходы, много раз приводившие его к победам с мальчишками. Рыжий на этот раз стал осторожнее, ходил не спеша, лишь обдумав ход. За фигуру хватался, лишь подвигав ее по доске глазами, как мальчишка, грыз ногти на правой руке, на безымянном пальце которой сверкал массивный золотой перстень с печаткой. И, даже тронув фигуру, порой поспешно отдергивал руку, перехаживал вновь, то и дело нарушая неписаное правило: взялся за фигуру — ходи.
— Хватит вам глупостями-то заниматься, — вздохнув, сказала мать, — давайте лучше сервант передвинем, пока посуду не разбили.
— Это мы завсегда, только доиграем, — кивнул Рыжий, не отрывая на сей раз глаз от доски.
На лбу у Арнольда выступила капелька пота. Он еще раз ощупал тяжелым, озабоченным взглядом доску, потом посмотрел зачем-то на часы и, повернувшись вполоборота к маме, как бы между прочим спросил:
— Сервант, говоришь? А куда мы его должны поставить?
— Да вот сюда, торцом к стене. Бросьте вы ваши шашки.
— Ну хорошо, хорошо, — Рыжий, кивнув, привстал, занеся над партией свою мозолистую руку, наверное, замышляя, как в первый раз, разрушить партию одним взмахом.
— Ма, ну что тебе, жалко, нам только доиграть, — едва сдерживая слезы, выкрикнул Артем, поняв, что Рыжий согласился двигать мебель лишь для того, чтобы не дать ему выиграть партию во второй раз.
11
— А клюшка где же? — в голосе Помазы слышался упрек, глаза его смотрели на Артема ласково и доверчиво, как во времена, когда во дворе еще никто не знал Геныча.
— Не надо болтать.
— Я не хотел, я случайно, — Помаза спрятал свою растрепанную голову в колени, сделав вид, что поправляет в кроссовках шнурок. Шея его под подбородком, куда не проникал загар, от напряжения стала красной.
— Мне ее пока не принесли.
— А когда?
— Вот Рыжий из командировки вернется.
— Что ты врешь? Мы его вчера с Фраликом видели. Рыжая борода приезжала на машине, — Помаза, вдруг взвизгнув, перейдя на крик, вскочил на ноги. Не так уж редко привирая сам, он не любил, когда этим занимались другие.
Артем помолчал. Весть об автомашине, которая, наверное, все-таки была у Рыжего, на этот раз его не обрадовала, скорее, огорчила даже, как оставшийся без выигрыша лотерейный билет. И еще следовало теперь как-то объяснить свою ложь Помазе. Быть может, сказать ему все как есть? Но Артем тут же отвел эту опасную мысль, вспомнив Геныча и то, что Помаза уже не раз передавал их разговоры всем, кому не лень, нарушая святость дружеской тайны.