Артем поднес к губам пахучий желтый напиток, кося глаза на открытую дверь, куда уходили танцевать в ресторан гости. Там играл ансамбль — с надрывом стонали гитары, неустанно, точно шаманский бубен, гремел барабан. Лысый человек в солидном сером костюме, сверкая золотым зубом, вел танцевать маму, нашептывая ей на ухо какие-то ласковые слова. Мама улыбалась вежливо и терпеливо.
— Слышал тосты-то? — Рыжий осушил рюмку водки и присел на стоящий возле Артема пустой стул. — Развели бодягу, особенно тот, в очках, — Зинченко.
Рыжий покачал головой и пытливо взглянул на Артема, видимо, пытаясь понять, уловил ли мальчик что-либо из сказанного или нет. Артем же, отхлебнув, вина, морщился от страха и новизны, еще не сумев разобрать, что вино сладкое, как мед.
— Слышал, что очкарик-то молотил?
— Вон тот? — спросил Артем, глазами показав на мужчину, нетвердой рукой наливавшего себе в стакан водку.
— Он самый, Зинченко, старший инженер. Парень-то хороший, и специалист с головою, а напьется — городит всякую чушь. Ну, кончил я техникум экстерном, люди хорошие помогли, Василий Павлович, начальник наш. Все колют, что я институтов не кончал, а должность мне дали. Они знать не хотят, что пока они штаны в вузе протирали, я гидростанции строил, а потом, когда сюда приехал, на уникальные объекты пошел. Дворец спорта новый видел? Наша работа. Я сперва бригадиром был, потом начальником участка поставили — опыт кое-какой нажил своим горбом. Что он, их институтов не стоит? А культура мало-мальски у меня и без вуза есть, оттого что в детстве читал все подряд, запоем, в поселке своем библиотеку до дыр зачитал. На способности организаторские тоже вроде грех жаловаться, кто бы им без меня ГСК-то построил? Мертвое это дело, а я и согласования пробил, и фонды на материалы. Без меня они бы с гаражами на десяток лет закопались. И главное, нет, чтобы прямо сказать, а то все намеками. Эзоп отыскался. Ты понимаешь меня?
Артем кивнул. Вино, приятно горяча кровь, разливалось по телу, а в стакане еще оставалась вкусная, уже не казавшаяся страшной, жидкость. Он слушал Рыжего молча, не перебивая и не очень вникая в смысл его речей, которые льстили ему хотя бы тем, что тон у Рыжего был сегодня другой. Раньше он поучал или старался что-то выведать, насчет школы или ребят во дворе, а тут вдруг заговорил на равных, по-дружески.
— Что значит-то диплом инженерный без опыта — бумажка. А для меня на стройке тайн нет. Хочешь, за каменщика встану, по шестому разряду кладку сделаю без всякой буссоли, хочешь — бетон класть пойду, а может, леса придется на ходу сварганить или там в столярку какую. Да Зинченко-то этот, хоть два института кончил, а мастерка в руках не держал. Я вон Василию Павловичу бокс своими руками сделал — дворец. Яму кафельной плиткой обложил — любо-дорого смотреть, и погреб сухой устроил — хочешь, картошку храни или капусту квашеную в бочке. Другие-то пробовали, да воды у них по щиколотку, хоть откачивай. Голова — она, брат, поценнее всякого диплома. Мне Василий Павлович сам говорил не раз: будешь вкалывать — далеко пойдешь. Может, я еще институт этот проклятый окончу. Вечерний, как считаешь?
Артем слушал, не перебивая. Рыжий отчего-то ему сегодня был симпатичен. То ли оттого, что в голове легонько звенело от выпитого вина и все вокруг вдруг засияло новыми красками: казалось, и люстры светят ярче, и люди говорят громче, чем обычно, и смеются веселее. То ли Рыжий сам сегодня был другим, говорил не так заумно, как в прошлый раз, когда принес марки? То ли одет был сегодня иначе, и торжественней, и проще? То ли был сегодня без тросточки, с которой он походил на актера из фильмов про старину, случайно выскочившего на улицу в гриме?
Рыжий, ласково потрепав Артема за волосы, наполнил себе стакан водкой и немножко осторожнее, чем в первый раз, подлил вина и Артему.
— Пей еще. Не каждый день на свадьбе гуляешь! Я так понял, что поначалу ты меня в отцы не принял, но, я думаю, уживемся, а? Мамку-то твою я больно люблю. Веселая баба, одним словом, спелись мы с нею на этой ноте. И красивая — любо-дорого взглянуть. Мы с нею в доме отдыха случайно познакомились. Она из автобуса, значит, выходила после экскурсии и оступилась, ногу подвернула, каблук, что ли, сломался, ну, я, значит, ей помог, до медпункта на руках отнес, сам понимаешь — фортуна. Беречь ее нам с тобой надо, чтобы молодая была, а то уж больно она нервная, все судьбу свою любит побранить, будто у других она легче. Бабы — они поныть любят, им хоть из-под земли, да жар-птицу подавай. Аристотеля, наверное, не читал, там вроде так сказано: «Мудрец всегда предпочтет устранение страданий, чем достижение удовольствий», здорово сказано? Память-то у меня ничего, страницу прочту — наизусть помню, — Рыжий, чуть рисуясь, засмеялся, потом добавил, снова став серьезным: — Счастье быстрее приходит, когда не ждешь его, про муть голубую не думаешь, живешь сам по себе. Главное в жизни — увидеть цель там, где другой мимо пройдет. А мамка-то тебя любит шибко. Как вечером по парку гуляем, все вспоминает: «Как там мой Артемка, плавать-то научился?» Все горевала, что у вас там, возле детсадика, пруд, где тонут, говорят, а ты, мол, плавать не умеешь.