— Ну, я пойду, — сказал я сердито. — Я ведь только зашёл попрощаться.
— Подожди! — Маргарита схватила меня за руку. —Ты не знаешь, как ты мне нужен. Даже мамочке я не могу ничего сказать. Потому что она умрёт, если узнает. Только тебе одному скажу… ужасную, самую ужасную вещь свете.
— А что случилось?
Тогда Маргарита заговорила топотом, встревоженно и быстро:
— Я пришла нынче из школы и открыла своим ключом дверь. Мамы не было дома, и я услышала, что отчим с кем-то разговаривает, Это была совсем незнакомая мне женщина, молодая, красивая, высокая. Я подумала, что это, наверное, новая актриса. Хотела пройти к себе и вдруг услышала… такое услышала… Ванечка, это страшные люди! Если б ты знал, Ванечка, какие они страшные! Они думали, что их никто не слышит…
— Ну?
— И они разговаривали, не стесняясь… Они хотят сделать что-то ужасное… Я не знаю — поджечь или взорвать что-то…
— Что ты говоришь?
— Тише, ради бога, тише, — шептала Маргарита, зажимая мне рот. — Он услышит. А та женщина — она все не актриса.
— Молчи! — сказал я, оглядываясь.
Сердце у меня колотись, и я старался взять себя в руки.
— У меня такое ощущение, словно змея вползла в наш дом, — снова зашептала Маргарита. О, как я его навижу!..
— Ты потерпи, не бойся — старался я успокоить Маргариту. — Я знаю, куда надо пойти.
— Дети, обедать! — вдруг здался из соседней комяаты голос Маргаритиного отчима.
— Надо итти, — сказала Маргарита. — А он что-нибудь заметит.
Да, нам пришлось пойти. Я жалел девочку. Бедная! «Зелёная стрела», словно змея, вползла в их тихий дом и обвилась вокруг матери, дочери и сына!
И вот мы снова сидели все в столовой, только без Маргаритиной мамы, — она была в театре.
Маргарита наливала суп, угощала. Она держалась отлично, а я совсем не мог есть. Я смотрел на её отчима, и он уже не казался мне таким красивым. Почему-то мне вспоминался мой отец и его батарея, и старый учитель, у которого немцы убили сына, и Маргаритин папа, которого убили на войне… Я думал: они погибли за Родину, а он, враг, сидит тут, ест наш хлеб, и никто не знает, какую страшную готовит нам пакость. И люди смотрят на него театре и хлопают ему — подлому предателю, ж трудно было мне разговаривать с ним! Не помню, как я распрощался. Негодяй любезно простился со мной, звал в гости. Я стался не глядеть на него, чтобы он не увидел их глаз. Маргарита, как всегда, проводила меня на крыльцо.
— Так, значит, до завтра? — спросила она шотом.
— До завтра, — повторил я. И крепко пода ей руку, словно говоря: держись!
Если бы мы знали, при каких обстоятельствах нам суждено было встретиться. И встреться сегодня!
Глава четырнадцатая, в которой Иван Забегалов лицом к лицу сталкивается с «зеленой стрелой».
Я обещал Маргарите, что сообщу обо всём, куда надо. Но поверят ли мне? Скажут — девчонка выдумала. Я уже попал впросак однажды. Значит, в Решме уже не одна «зелёная стрела», а две. Нет, три, потому что старый марочник, наверное, с ними в компании.
Я помчался к Проше. Если он за меня поручится, мне поверят, — решил я. Но Проши не оказалось. Я решил итти к нему домой. Около почты меня окликнул старый марочник.
— Только вас ещё нехватало! — отмахнулся я и побежал дальше.
— Молодой человек! Вы мне очень нужны! Подождите! — кричал он мне вслед, но я убежал от него.
В переулке я встретил Прошу. Он выходил из ворот своего дома, в руках у него был свёрток.
— А, Ваня — русский моряк! — приветствовал он меня издали. — А я в баню собрался.
Я спросил его, не может ли он сначала пройти со мною в одно место.
— Опять шпионы? — усмехнулся Проша. — Нет, уж я лучше в баню.
Вокруг никого не было, и я рассказал Проше о маргаритином отчиме, о женщине, которая к нему приходила, о старом марочнике.
Проша слушал внимательно и насторожился, когда я упомянул о «зелёных стрелах».
«Ага, заинтересовался», — подумал я.
— Ну, что ж, — сказал Проша, — надо проверить. Хорошо, что ты никому ничего не говорил. С начальником я знаком и сам тебя сведу к нему. Только сначала надо ему позвонить. Зайдём на почту.
На почте был телефон-автомат. Проша опустил гривенник, набрал номер и сказал:
— Да, я. Есть серьёзное дело и совершенно неожиданное. Только что узнал. Кто? Ваня — русский моряк, и одна девочка, зовут Маргаритой…
В это время над моим ухом раздался хриплый кашель старого марочника.
— Наконец-то я вас поймал, молодой человек! Получите свои марки.
Марки были замечательные — Уругвай, Боливия, остров Мартиника… Но мне было не до них: я боялся, что старый марочник подслушает телефонный разговор Проши. Впрочем, тот говорил так, что посторонний ничего не мог понять.