В эту минуту дверь кассы отворилась. Кассирша вынесла картонный плакатик и повесила его перед окошечком. На нём было написано:
«На сегодня все билеты проданы».
Кассирша повернулась и пошла назад. Я смотрел ей вслед. Вдруг она оступилась и, уже прихрамывая, вошла в кассу.
— Пётр Сергеич! — схватил я за руку капитана. — Знаете что? Это она!
— Кто?
— Вчерашняя старуха. Это она, кассирша-то. Она вчера вот так же оступилась. У неё, наверное, вообще нога подворачивается.
Капитан огляделся. Кроме вас, у кассы никого не было.
— А ты не ошибаешься?
— Нет, Пётр Сергеич, тут уж я не ошибаюсь.
— Ну, что ж, попробуем, — сказал капитан. Он вынул из заднего кармана брюк пистолет и переложил его в карман шинели. Потом решительным шагом подошёл к кассе и постучал.
Я встал за спиной капитана. Дверь отворилась, и кассирша вопросительно взглянула на Петра Сергеича. Это была немолодая женщина с опухшим лицом. Взгляд её скользнул по капитанским погонам, петлицам, и лицо её словно покрылось плесенью. Не знаю, заметил ли это Пётр Сергеич, но мне стало ясно: она, непременно она!
— Что вам угодно? — недовольно спросила кассирша.
— Не продадите ли вы нам всё же пару билетов? — обратился к ней капитан, улыбаясь. — У нас, знаете ли, выдался вечерок свободный…
— Я вам сказала — русским языком: сеанс начался, и билетов нет, — сердито ответила кассирша.
— Значит, вы совершенно свободны? — весёлым голосом спросил Пётр Сергеич. — В таком случае разрешите вас проводить.
— Куда? — изумлённо спросила кассирша. Такого вопроса она, видимо, совсем не ожидала.
— Да тут, неподалёку. В один небольшой разрушенный дом, где вы забыли вчера… пакетик… ребеночка! — вдруг выпалил ей в лицо капитан. — Стоп, стоп, вот этого-то я как раз и не люблю!..
Он стремительно схватил правую руку женщины, разжал её пальцы и выхватил крохотный револьвер.
— Вопросов больше нет. Собирайтесь…
Я заметил, как кассирша вынула что-то из-за обшлага и сунула в рот.
— Стоп! — крикнул Пётр Сергеич, но было уже поздно. Кассирша как-то вся обмякла, прислонилась к дощатой стенке и медленно сползла на пол.
ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой Иван Забегалов в первый раз видит «зеленую стрелу»
Когда на следующее утро я пришёл к капитану в отдел, он сидел за столом и мрачно напевал «Прощай, любимый город, уходим завтра в море…»
— Не уследили мы, брат, за ней, а? — встретил он меня. — Всего не предусмотришь… Скажи-ка мне, сколько на твоём счету фрицев?
— Трое, — сказал я.
— А если бы мы старушку захватили, ты мог бы записать на свой счёт ещё батальон! Да, да, ты на меня так не гляди, я не шучу… Вчерашняя старуха стоит целого батальона. А та птичка, которая улетела, заменит собой, пожалуй, целый полк…
Тут вошёл младший лейтенант, как видно, помощник Петра Сергеича.
— На квартире всё перерыли, — бумаг и писем нет. А вот у старушки в кармане… — Он вынул смятый носовой платок, но взглянул на меня и осёкся.
— Выйди на минутку, Забегалов, — приказал Пётр Сергеич.
Я вышел в коридор и стал у окна. Море утихло, и снег ослепительно сверкал. «Что же это за платок, так заинтересовавший их?» — думал я.
Младший лейтенант вышел из кабинета.
— Можете зайти к капитану, — сказал он мне.
Пётр Сергеич что-то писал. На столе лежал смятый носовой платок. Окончив писать. Пето Сергеич аккуратно положил его в ящик стола. К своему удивлению, я заметил, что там лежало несколько носовых платков и на каждом была вышита маленькая зелёная стрелка. Меня это поразило, но расспрашивать Петра Сергеича я не решился:
— Ну, орёл, — сказал он весело, — сегодня уезжаешь?
— Так точно, — ответил я.
— В Решму?
— В Решму, — подтвердил я и удивился: какая отличная память у капитана! О том, что Решма — моя родина, я говорил ему давно, ещё на «Серьёзном».
— И мать у тебя там? Мария Петровна, кажется?
— Мария Петровна, — подтвердил я, удивляясь ещё больше.
— И двое братишек? — продолжал задавать капитан вопросы.
— Двое. (Ну, и память у человека!)
— Марки, ты говорил, любят собирать?
— У нас вся улица марками занимается, — гордо ответил я.
Действительно, наша Приречная улица славилась на всю Решму собирателями марок.
— Ну, ладно. А ведь Решма, кажется, древний город?
— Очень. Наш учитель истории, Иван Иванович, говорил, что Решме — тысяча лет.