Когда Хаджиханов представился и представил своего спутника, женщина, застывшая в дверях с подносом в руках, готова была разрыдаться. Поднос в руках у нее дрожал, тихонько позванивала сложенная на нем горкой посуда. Испуг затаился и в глазах девушки — сестры Кенжи, как определил Хаджиханов. Лишь только хозяин еще более покраснел — пятнами покрылась лысина, которую он старательно стал вытирать лежавшим на столе полотенцем.
— Не понимаю, чем вызван ваш приход... Но, как говорят старые люди, гость в дом — радость в дом, — сделал он попытку улыбнуться. — Садитесь, пожалуйста, к столу!
Хаджиханов с Харченко сели, приняли из рук хозяина пиалы с чаем.
— К сожалению, — прервал Хаджиханов хозяина, — вряд ли наш приход доставит вам радость. Вы догадываетесь, конечно, зачем мы пришли?
— Разве хозяин может гадать об этом? Пришли гости — он и рад! — дипломатично ответил отец Кенжи.
— Папа! Разве вы не понимаете, что к нам пришли из-за Кенжи, не из-за пиалушки чая! — вспыхнули гневом глаза девушки.
— А я бы на твоем месте, Тургиной, не вмешивался в разговор старших! — с тихой угрозой проговорил отец. — И вообще, иди допивать чай на кухню, с матерью. Нам предстоит серьезный разговор!
У Хаджиханова внутри все кипело. «Вот, пожалуйста, ученый, без пяти минут доктор наук, значит, интеллигент до мозга костей, вполне возможно, что и партийный билет у него тоже имеется... А дома все по законам «шариата»! Жена подай-принеси, я посижу-поблаженствую!»
— Да, мы пришли именно из-за вашего сына, Кенжи... — подтвердил Хаджиханов, внешне абсолютно невозмутимый.
— А что? Разве мальчик опять что-то натворил? — удивился отец, берясь за полотенце. — Последнее время за ним ничего такого не наблюдалось! И жалоб не было.
— Где он сейчас? — строго спросил Хаджиханов.
— В общежитии, наверное, — скомкал полотенце отец. — Где же еще? Ночь на дворе!
— А почему не дома? — вмешался Харченко.
— Он сам решил, что в общежитии ему будет лучше. Здоровый моральный климат, так сказать. Сейчас об этом много в газетах пишут...
— А дома что? — продолжал Харченко. — Этого климата не хватало?
Хозяин кисло усмехнулся.
— Опять заставляете меня обратиться к народной мудрости! А она говорит: «Входя в дом, хозяев не бьют». А вы ударить пытаетесь, молодой человек...
— Ну, и не очень-то я молодой... — начал Харченко, но Хаджиханов жестом остановил его.
— В каком общежитии? На каком предприятии работает Кенжа?
— Там, где и работал. На механическом заводе, — пожал плечами хозяин.
— Вы давно его видели? Когда были у него в общежитии? — сверлил Хаджиханов глазами лицо хозяина.
— Зачем давно? Сын все-таки... А у нас, сами знаете, сын — это все для родителей...
«А для вас он оказался ничем!» — чуть не вырвалось у Хаджиханова, но он сумел сдержаться.
— Зачем давно? — повторил Тураходжаев-отец. — Недавно видел. И всегда вижу! Только в общежитие он запретил нам ходить. «Не маленький, — говорит, — не в детский сад хожу, а на заводе работаю! Вы что, хотите, чтобы меня ребята на смех подняли?» Мы и воздерживаемся пока. Да и докторская диссертация у меня на подходе...
«Вот сейчас ты, «ученый муж», наконец-то правду сказал! — снова с трудом удержал готовые сорваться с языка слова Хаджиханов. — Докторская диссертация! А раньше — кандидатская. И всегда — желание выглядеть респектабельным, благополучным, чтобы, не приведи аллах, кто-то мог сказать злое слово о семье Тураходжаевых... И вот — результат!»
— На завод и в общежитие поедете вы один, — сказал Хаджиханов Харченко, когда они вышли из дома Тураходжаевых. — Можно было бы и не ездить туда, все ясно и так. Кенжу вы там не обнаружите. Но порядок есть порядок.
Комендант общежития механического завода, где проживал Кенжа Тураходжаев, чистосердечно призналась Харченко, что не видит его уже больше месяца.
— Может, опять у родителей живет? — предположила она. — Родители богатые. И дом свой, и машина. Только я вам честно скажу, товарищ майор, мне, например, намного легче, когда Кенжи нет в общежитии! — с чувством произнесла она.