Выбрать главу

— Сама ушла... добровольно... в медсестры, — продолжала мать. — Ее не брали... Так она поехала в город, в госпиталь. И там ей экзамены устроили. Она все знала, что ни спрашивали! А потом на фронт ушла. И вот...

— Я полежу немного, мама, — чуть слышно произнес Григорий. — Устал с дороги... А почему же ты не написала мне об этом?

— Ложись, ложись, сыночек! — захлопотала у постели мать, сделав вид, что не расслышала последнего вопроса. — А тем временем вода согреется... Ложись, ложись, поспи!

Григорий молча лежал, старательно разглядывая желтое пятнышко на потолке.

На кухне послышались голоса. Прислушался.

— Спит, спит, не ходите даже... Не пущу, не пущу!

Потом опять раздавались чьи-то просящие голоса, возмущенный голос матери, стук калитки...

Григорий долго не мог сообразить, где он. Только сейчас он видел, что приехал домой, видел плачущую мать, Витьку, Галку... А эта комната? Может быть, сон продолжается? Справа от двери — выключатель. Если все это не сон — значит, сейчас загорится электричество...

Нащупав костыли, Григорий подошел к двери, щелкнул выключателем. Яркий свет залил комнату, выхватил из темноты за окном куст сирени.

«Я уже не сплю, я действительно дома!» — с облегчением подумал Григорий. И тут же в отчаянии опустился на стул: Витьку и Галку он не мог видеть! Их больше нет! Витька и Галка были во сне...

За дверью послышался шорох. Не вставая, костылем толкнул дверь.

— А я подойду-подойду, послушаю — спишь! — мать старательно водила тряпкой по столу, пряча глаза от сына.

И Григорий знал, видел, понимал, почему она это делала. Стоило только матери оказаться рядом, и куда-то исчезали, пропадали годы, за которые он повзрослел, война, ранение, костыли. Исчезали, словно все это было написано мелом на классной доске, а потом по написанному несколько раз провели влажной, мягкой подушечкой... Григорий вновь почувствовал себя мальчишкой. Ему хотелось прижаться к матери, спрятать лицо у нее в коленях, замереть, когда ляжет на волосы мамина рука, которую не спутаешь ни с какой другой...

— Вот и хорошо, думаю, — с нарочитой беззаботностью продолжала мать, — пусть отдохнет с дороги. А тут еще соседи — один за одним, один за одним... Никакого спасу нет... «Хоть глазком, говорят, поглядеть на Григория». Еще успеют посмотреть, какой ты есть...

«А какой же я есть на самом деле?»

Григорий подошел к простенку, пригнулся, вгляделся в небольшое, в деревянной раме зеркало. Оттуда на него глянуло широкоскулое лицо, мальчишеская челка, небрежно упавшая на лоб, упрямо сжатые губы, чуть оттопыренные уши.

«Вот такой я и есть, — подал Григорий к зеркалу плечо с зажатым под рукою костылем. — Теперь полная картина...»

Поужинав, Григорий поцеловал мать и ушел в свою комнату. Долго лежал с открытыми глазами, пытался о чем-то думать, что-то вспомнить — и тоже не смог. Все вытеснило какое-то странное состояние покоя, когда ни вспоминать, ни двигаться было просто нельзя...

Солнечный луч, с трудом пробравшись сквозь куст сирени, на минутку задержался на лице спящего. Григорий, потянувшись, открыл глаза.

— Подъем! — чуть слышно скомандовал он и осторожно спустил ноги с кровати, прислушался. В доме было тихо. Значит, мать еще спит. Пусть поспит, устала.

Тихонько оделся и, стараясь не стучать костылями, пошел во двор. По пути заглянул в большую комнату. Кровать матери была уже прибрана. В кухне матери тоже не оказалось.

— Уже убежала, — покачал Григорий головой. Сколько он помнил мать, всегда видел ее куда-то спешащей, что-то делающей, о чем-то хлопочущей, — утром, днем, вечером...

— Ты хоть спишь, мама, когда-нибудь? — не раз спрашивал Григорий. А в ответ только видел добрую материнскую улыбку, да теплые, пахнущие чем-то вкусным ладони ложились на его голову.

Отец — тоже такой же, минуту не посидит без дела, все чем-то занят, что-то мастерит, выдумывает.

Щемящая боль пронзила сердце. «Отец... Большой, сильный, умный — и нет тебя. Так же, как нет Витьки, Галки. Но они могли погибнуть, они молодые, неопытные, они даже еще не знали, что такое жизнь и смерть. А ты? Как мог ты не вернуться домой? Домой, где все хранит память о тебе...»

Мебель в доме была сделана отцовскими руками. Столы, стулья, книжный шкаф Григория, полочки для посуды в кухне, подставки под цветы — его работа. Отец — совхозный столяр — все умел и ни от какой работы не отказывался. Нужно сделать парниковые рамы или декорации для новой постановки в клубе — он сделает так, что люди только головами покачают да скажут что-нибудь вроде: «Вот это мастер!» — или — «Золотые руки!» А «золотые» руки уже мастерят что-то другое...