Богата неожиданностями шоферская жизнь. Стала машина — горючее кончилось, в баллоне прокол, а запасного нет, коничка полетела. Мало ли что подстерегает тебя на дороге, вот и «загорай» в надежде на счастливый случай. А часто случая ждать долго не приходится. Послышится вдали рокот приближающейся машины, потом уже вблизи скрип тормозов, участливый голос: «Что случилось, землячок? Помощь, часом, не нужна?»
И копаются до пота вдвоем, пока не взвоет радостно ожившая машина. Потом разъедутся, может быть, даже не узнав имени друг друга... И кто знает, когда им придется еще свидеться?
Так случилось и на этот раз. Григорий вызволил попавшего в беду собрата по «баранке», дав ему запасную, почти новую камеру. Помог бортовать баллон, потом посидели в тени, под деревом, один — дымя папироской, второй — задумчиво крутя в руках стебелек. Дорожный знакомый — коренной сибиряк — оказался на редкость словоохотливым. Приехал в эти края по набору, на стройку.
— Такую махину грохаем! — закатил он глаза. — Город, заводы. Народу понаехало со всех концов. Кого только не встретишь. Большая стройка, любая специальность нужна. И заработки хорошие. Да и дело не только в них, хоть крохоборов и тут тоже не занимать. Ты понимаешь, браток, — положил шофер руку на колено Григорию, — было пустое место — и вдруг город поднялся! И ты его строил! Это же твой след на земле остался!
— След на земле... — задумчиво произнесла Наташа. — След на земле... — повторила она. И, помолчав, решительно тряхнула головой. — В общем, выбора быть не может!
— Ты к чему вспомнила эти слова? — с шутливой подозрительностью нахмурил брови Григорий. Слова принадлежали ему, и высказал он их Наташе, вымучивая признание в любви, мартовским вечером. Наверное, все же слова прозвучали убедительно, хоть и произнес их Григорий в несколько приемов. Иначе почему она не только поверила в них, но и сохранила в своей памяти?
— Выбора быть не может! — снова повторила Наташа и спрятала лицо на груди мужа...
— Слушай, Гриша, а вдруг мама будет против? Как ни тяжело отказываться от задуманного, но мы будем вынуждены остаться. Вынуждены, понимаешь?
Этот разговор происходил примерно через неделю после безапелляционного Наташиного заявления: «Выбора быть не может».
— Значит, все-таки, выбор может быть?
Держась за руки, словно дети, они шли по пустынным улочкам поселка. Григорий получил очередной отгул и не мог отказать себе в удовольствии проводить жену до больницы.
День только начинался, но жара уже давала себя знать. Деревья стояли сонные, разморенные, лениво обмахиваясь потяжелевшими листьями.
— Подожди, не шути! — остановилась Наташа. — Я же серьезно. Я прекрасно вижу, какие у тебя взаимоотношения с матерью, что ты для нее значишь и что она значит для тебя. А что мать значит для меня — ты знаешь?
— Догадываюсь, — улыбнулся Григорий.
— Опять смеешься? — повернулась Наташа к мужу. — А ты думаешь, я не помню, как она захлопнула калитку в тот, мой первый приход перед Новым годом? За одно это я ей всегда буду благодарна! А потом, знаешь, свекрови, обычно, смотрят на снох с трех колоколен.
— Это с каких же?
— А вот с каких. Первая: мать очень любит сына, боится, чтобы его не обижала молодая жена, и заискивает перед ней.
— Интересно! — Григорий сорвал лист чинары и осторожно провел им по лицу жены.
— Не мешай! — замотала Наташа головой. — Слушай и просвещайся! Вторая: мать тоже любит сына, страшно ревнует его к снохе, разговаривает с ней ледяным тоном, но к решительным мерам прибегнуть не может — сын!
— А третья колокольня? — засмеялся Григорий.
— Третья... Любит или не любит мать сына — совершенно неважно! Важно, что она лютой ненавистью ненавидит сноху и ждет не дождется той минуты, когда выпроводит ее за ворота.
— Чтобы открыть их перед другой?
— На первых порах — да. А потом история повторится. Это один из немногих случаев, где события развертываются по замкнутой кривой. Ой, да я уже опаздываю! — охнула Наташа, взглянув на часы.
— Подожди! Подожди! — удержал ее за руку Григорий. — А с какой же колокольни на тебя смотрят?
— С четвертой, — и, чмокнув мужа в щеку, она побежала по переулку.
— Разговор начнешь ты, — крикнул ей вслед Григорий, — я не дипломат!
— Ладно! Пускай я буду дипломатом! — услышал он в ответ.