— Выкарабкаемся.
Иван стал шарить но половицам, ощупал нижние бревна в стене.
— Напрасно. Я уже все проверял, — сказал солдат, но Иван все-таки все осмотрел.
— Вылезем как-нибудь.
— Я днем смотрел, ничего не нашел.
Иван посидел молча в углу, но не успокоился.
— Может, потолок разберем, — сказал он.
— Как его разберешь! По стене не залезешь.
— Нет, не залезть… Садись на меня.
— Как?
— Становись на плечи.
— Выдержишь?
— Выдержу.
— А ногу я совсем себе не покалечу?
— Ты помаленьку. Ну, давай попробуем.
Солдат не решался. Иван уперся руками в стену, подставив солдату костлявую спину.
— Давай.
Солдат вскарабкался на Ивана. Тяжеленный был, как трактор.
— Держишь? — шепотом спросил Ивана.
— Держу.
— Выдержишь?
— Замолчи ты!..
— Ну, держи давай.
Солдат покачнулся, ноги его соскользнули, и он грохнулся на Ивана, сбил его.
— Жив? Батя, жив?
— Жив, — ответил Иван.
— Ничего нам не сделать. Не удержаться мне.
Иван лег возле стены. Действительно, ничего не выйдет.
Он лежал и думал о том, что если побили его и не отпустили домой, а бросили в амбар, то, значит, плохо его, Ивана, дело. Если не выпускают, значит — каюк! А, все равно ведь когда-то умирать! Когда-то придет срок. Раньше, позже ли, а придется! Неохота, конечно. А на фронте кому охота погибать? Нет таких, но погибают. Только зачем же вот так, сразу? Для чего?
К утру Иван забылся в тревожном полусне. Очнувшись, он услышал музыку. В доме заводили патефон. Иван прислушался.
— Слышишь? — спросил он солдата.
— Слышу. Забавляются, мерзавцы.
Веселая была песня. Но сейчас так грустно стало Ивану. И вроде бы подсказывала она ему, что надо прощаться с миром, пришла пора.
Немного позже за Иваном и солдатом пришли, вывели из амбара. От яркого солнца у Ивана щурились глаза.
— Обоих везти? — подталкивая Ивана в спину, спросил у кого-то конопатый.
— Обоих бери, — ответили ему из сеней.
— А может, одного оставить?
— Да вези обоих.
Ивана и солдата посадили верхом на одну лошадь. Солдата впереди, Ивана позади. Понизу, под брюхом лошади, связали веревкой ноги. Не убежишь! Конопатый сел на другую лошадь, постромок узды лошади, на которой сидел Иван, перекинул через руку.
— Двигай! — хлестнул постромкой по лошадиному крупу.
Они выехали за деревню и рысцой затрусили по разбитой дороге. Перед глазами Ивана трясся затылок солдата. Солдат был выше Ивана, и поэтому Иван плохо видел дорогу.
— Куда же ты нас? — спросил Иван у конопатого.
— На кудыкины пруды. Куда других, туда и тебя.
— В Новоржев?
— А хотя бы. Тебе от этого легче?
— А может, в могилевскую? Это поближе.
— Может, и в могилевскую.
— Нет, тогда ты нас так далеко не повез бы. Это точно. А ты чего? — спросил Иван солдата. Солдат тихонько простонал, хрящики ушей у него стали красными. Он указал на ногу. Иван наклонился и увидел на штанине у солдата кровь.
— Не могу.
— Что с тобой?
— Рана открылась. Ох!
— Потерпи.
— Не могу. Развяжи ноги, — попросил солдат у конопатого. Но тот, насупясь, угрюмо молчал.
— Развяжи, — попросил Иван. — Видишь, человеку больно.
Конопатый подхлестнул лошадь.
— О-о! Стой! Развяжи! Обожди, обожди, стой!.. Руки свяжи.. Не убегу! — просил солдат и, наклонившись, пытался достать до веревки. — Развяжи!
— Развяжи, слышишь! — закричал Иван, видя, как у солдата сделалось мокрым лицо. — Христом-богом прошу, развяжи!
— Стой, стой, что ты делаешь! Стой! О-о! — кричал солдат, откидываясь и падая Ивану на руки. Иван поддерживал его.
А конопатый все гнал.
За этими жуткими воплями Иван почти не расслышал выстрел, вроде бы щелкнуло что. Но пуля взвизгнула рядом. Конопатый схватился за винтовку. Лошадь, на которой сидели солдат с Иваном, прошла вперед так, что прикрыла конопатого. Он разворачивал свою лошадь, но тоже вроде бы еще не верил, что стреляли, недоуменно оглядывался. Лошадь Ивана потянулась к траве.
— Тпру! — крикнул конопатый и потянул поводок.
И в это же время раздался второй выстрел. Стреляли с пригорка. Конопатый выстрелил наугад, бросил поводок от Ивановой лошади и припустил в галоп. Удирая, он выстрелил еще раз, и непонятно было, по кому он стрелял — по тому, кто был на пригорке, или по солдату с Иваном, — пуля прошла рядом. Из кустов выбежал красноармеец.