— Ванюшка, родной мой! Горе-то наше горькое! — обхватив его, закричала, заплакала жена Василия.
— И батьку увезли? — спросил Иван, обняв ее.
— Увезли! Всех увезли. Остались мы с тобой, сиротинушки. Что ж теперь будем делать?
— Ну не плачь, не надо, нянь (он называл ее няней, потому что она присматривала за ним, когда он был еще маленьким). Может быть, еще и ничего, вернутся. Не плачь.
— Ох, чует мое сердце!
— Может, и ничего.
Побыв еще немного, поглядев, Иван повернулся и пошел. Он шел лесом, медленно волоча отяжелевшие ноги, и все повторял тихо: «Ах ты мать честная». Потом Иван сел на пенек в густом осиннике и заплакал. На народе крепился, а теперь не мог удержать слез, обхватил голову:
— Ребята, Наташка!.. И не побыл я с вами, почти не видел, не поговорил как следует… Ведро просила починить, так и не сделал. Наташка, что ж я?.. Как-же я теперь без вас, калеченый, изломанный? Как же теперь? Эх, судьба ты моя, судьба!.. Наташка, девки мои! Девки! И не попрощались! Мать честная!..
Поплакав, Иван вытер рукавом лицо, вздохнул и встал. Через полчаса, спрятав Петра в шалаше, Иван попрощался с кумом и решительно сказал Николаю:
— Идем.
— Куда?
— Идти надо. Нечего нам сидеть, некогда. Дело делать надо. Я не так давно тут в лесу солдат видел…
А вечером, когда присели отдохнуть, Иван прислонился спиной к стволу дерева, прикрыл глаза, и пригрезилось ему… Такой страшный был этот сон…
Будто оторвало Ивану ногу.
«Ничего, выживу, — подумал Иван. — Вторая есть».
И вторую оторвало.
«Руки есть. Можно руками драться».
Но и руки вдруг оторвало.
«Головой буду бодать! — решил Ребров. — Кусать буду, бить!»
Но и голову оторвало…
Иван очнулся, выпрямился и некоторое время недоуменно смотрел по сторонам. Приснится же такое!
«А что, если и в самом деле оторвет? — подумал Иван. — Что тогда делать буду?»
Он поднялся, одернул рубаху и сказал:
— Ничего, что-нибудь придумаю.
ОТ ПРЯМОГО И ОБРАТНОГО
Убитого нашли ребятишки.
Ранним утром, когда в сырых низинах еще слоилась тонкая белесая дымка, отправились в бор за черникой и там, возле озера, в кустах, случайно наткнулись на него.
Озеро было маленькое. Располагалось оно в глубоком провале, дорога проходила гребнем холма, будто по коньку высоченной крыши.
По берегу озера рос чахлый ольшаник, за ним топорщилась осока, и вдоль самой кромки воды, будто зеленые пенки, лежали наплывы мха. Он подсыхал и твердел только в большую жару, тогда по нему можно было ходить как по натянутому полотну. Что-то урчало под ним, а впереди и сзади поднимались горбы, и далеко в стороне вдруг начинал шевелиться какой-нибудь пожухлый прибрежный куст. Со мха, будто с плота, можно было заглянуть в воду и прямо под собой увидеть илистое дно, на нем скользкие гнилые жерди, тянущиеся к берегу, в густую пещерную темноту.
Убитый лежал недалеко от воды. Ребятишки сразу же узнали в нем страхового агента Ваньку Кудрявчика, который еще накануне вечером ходил по их деревне. Перепуганные, они бросились к дому. До деревни здесь было около километра, и все расстояние они мчались не оглядываясь.
Узнав о случившемся, колхозный бригадир и еще двое мужиков пошли к озеру.
Кудрявчик был зарублен топором. И, скорее всего, не в бору, где теперь лежал, а в другом месте. Потому что кровь с него была смыта и возле тела на земле виднелись глубокие вмятины от колес телеги и лошадиных копыт. Значит, привезли Кудрявчика сюда, возможно, собирались сбросить в воду, да почему-то не сделали этого. Колея выводила на дорогу и сворачивала к деревне.
Бригадир распорядился дежурить возле убитого, тотчас оседлал колхозного жеребца и поскакал на полустанок, где находилась милиция. До полустанка было около пятнадцати километров сырым болотистым лесом. Дорога грязная, ухабистая. По обочинам ее и даже прямо на ней рос тростник. Ухабы, как пруды, были подернуты зеленой ряской. Не дорога, а мученье. Жеребец то поскальзывался на синей глине, то по колена увязал в торфяной каше. Он взмок, покрылся мыльной пеной, но бригадир все гнал и гнал его, взволнованный происшедшим.
К полудню в деревню понаехала милиция. Фотографировали убитого, замеряли расстояние между вмятинами от колес, допрашивали ребятишек.
Следователь сразу же нашел телегу, на которой был привезен убитый. Но как определить, кто это сделал? Деревня Забор довольно большая. А все телеги стояли на улице возле скотного двора, на ночь их никогда не убирали. Упряжь хранилась рядом в сарае — тоже, если понадобится, приходи и бери, спрашивать разрешения не надо. А кони паслись на лугах за деревней. Обычно их никто не охранял: стреножат и выпустят на ночь и только утром придут за ними.