Какие пытки… смерти безвинных людей, цвета русской нации. Ради чего? Где он, их коммунизм? Всемирное счастье пролетариев, где?
— Я устала, хватит…
— Не-ет… Слушай и думай. В моих дневниках нет ни слова лжи! — Дубровин помолчал, глядя в бездонную глубь синего неба, и тихо добавил: — Крепись, Вера… не бабье это дело, знаю, но выхода нет. Ты — казачка, а на Руси казаков ни купить, ни продать нельзя.
Казаки любили землю, и земля любила казаков, они не были оторваны от природы. Знали и знают цену Отечеству, земля коего густо напитана кровью их пращуров. Свято чтили Бога и являлись крепью государства. Казаки расширили пространства до Аляски, сделали Россию — Великой Империей, Державой!
Вот за это свободомыслие, воинскую доблесть, бесстрашие, за то, что казак никак не умещался в прокрустово ложе троцкистского интернационала, новая власть, в страхе, искореняла казаков. От младенцев до старцев…
Помню приказ Троцкого, он так и назывался: «Об искоренении казачества, как этноса, особо способного к самоорганизации».
— А что ты говорил… Путь… Какой путь? О Родзаевском?
— Да-а… Его газета не случайно называлась «Наш путь». Константин Владимирович пришёл в этот мир в Благовещенске. Начал читать в четыре года… и до четырнадцати лет прочёл все библиотеки… испортил зрение такой нагрузкой. Прекрасно играл на фортепиано, пел, писал стихи… У него был бархатный, густой баритон… С юных лет освоил Канта, Гегеля…
Посему, имея наивысшее самообразование, глубокий ум, критически отнёсся к Марксу и прочим пламенным революционерам. В двадцатые годы было запрещено принимать в советские институты детей служащих, а у него было неутолённое желание учиться.
Уехал в Харбин и поступил, потом туда перебрался Володя и тоже блестяще закончил химический факультет Политехнического института.
В двадцатые годы над миром витала идея «фашио» — объединение на национальной основе. «Фашио» — пучок, веник, а, как известно из старой сказки, веник труднее сломать, чем отдельные прутики, к чему и стремятся космополиты…
Идея «фашио» была модной и не несла той значимости, которую дал ей Гитлер. Константин Родзаевский был удивительный оратор, прирождённый вождь.
Мне посчастливилось быть на одном из его выступлений в Политехническом институте… он владел энергией объединения русских, их в Харбине было свыше полумиллиона. Константин заражал всех идеей соборности — возрождения России.
Это надо было видеть и слышать! Зал грохотал овациями и провожал его с кафедры стоя. К тому же, он, глубоко верующий человек, не послал ни единого диверсанта в Россию, этим занимались иные организации. Война с Японией застала его в Пекине.
Советский посол уговорил честного, а значит, и наивного Родзаевского вернуться в Россию, клятвенно обещая, что его не тронут… Он дал согласие.
Потом был Хабаровский процесс, где его судили за борьбу с коммунизмом, где его имя смешали с грязью, назвали пособником немецкого фашизма только за то, что у него, как и у Гитлера, на столе была книга «Протоколы сионских мудрецов».
В итоге, обвинили в шпионаже, чтобы приговорить к смертной казни. Но что интересно — на этом же процессе японский генерал поклялся честью самурая, что ни Родзаевский, ни его организация не были связаны с японской разведкой.
Чести самурая надо верить, ведь если он нарушил слово — харакири. Обвинение было настоль очевидно шито белыми нитками, что даже опытные губители человеческих душ вынуждены были отступить…
Его тайно упрятали, хоть он и считался расстрелянным.
Константин Владимирович Родзаевский умер от малокровия в 1949 году в Красноводской особой тюрьме, построенной пленными японцами за Каспием. Но и в тюрьме он остался самим собой.
Его воля, его убеждения были так заразительны, что он стал духовным пастырем временщика генерала Рюмина, тот не раз ездил к нему, требовал улучшения содержания и лечения узника. В конце концов, прозрение генерала кончилось тем, что его самого шлёпнули за гонения на космополитов…
А журналист Володя Родзаевский схлопотал двадцать лет по приговору Особого совещания за книгу «Анатомия ГПУ» и сидел в каторжанской зоне в Воркуте.
Сёстры Константина Родзаевского, только за то, что они его сёстры, провели в лагерях почти тридцать лет, а их мать так и умерла в зоне. Сёстры сейчас живут в Москве; я был у них в гостях…
— И всё же, Родзаевский боролся с Советами?
— Нет, это борьба за Россию… И вот ещё… в каторжанской зоне Владимир Родзаевский, будучи химиком, работал вместе с академиком Стадниковым и профессором Пшеничным в особой лаборатории за колючкой, над открытием жидкого ракетного топлива; помимо этого, они сделали там много изобретений и открытий. На Россию работали…
Владимир подкармливал учёных, тайно наладил производство зеркал в лаборатории и обменивал их вольным на продукты… Он мне рассказал, в связи с этим, поразительный случай.
Начальнику лагеря Маслову, зверю и убийце, кто-то настучал о зеркалах… Володю арестовали и приволокли в кабинет Маслова. За такие проступки был один итог — смерть. Володя это знал и уже ни на что не надеялся. Вот примерный разговор:
— Ты посмел делать зеркала у меня в зоне? Знаешь, что за это?
— Знаю…
— Ладно, я получил новый дом, хочу, чтобы он был в зеркалах и шикарной мебели. Сделаешь? — неожиданно предложил Маслов.
— Сделаю… как не сделать, но-о… мне нужно серебро для покрытия…
— Серебро? Его у меня навалом. — Маслов высыпал из кармана на стол перед опешившим Володей… горсть медалей «За отвагу». — Забирай! Хватит?
— Хватит…
Он сделал из одной медали всё зеркальное покрытие дьяволу Маслову в его вертеп… а на все остальные кормил учёных ещё долгое время.
Представьте мораль тех, кто стоял у власти! Ведь медаль «За отвагу» — высокая солдатская награда, её за подвиги давали. В лагерь потоком пошли бывшие воины Отечества, и Маслов знал, что брать…
После лагеря, Владимир Родзаевский разрабатывает на Балхашском комбинате технологию получения космического металла «Рения», который до этого закупался за границей на доллары. Государство имеет миллиардные барыши, летят премии и ордена… И конечно, мимо автора открытия.
Сын его, родившийся после лагерей, заканчивает школу с золотой медалью, с красным дипломом институт и сейчас — ведущий конструктор лучших ракет, которые стоят на страже России…
— Как его зовут?
— Зови… Егорий. Георгий-победитель. Вот тут и русское всепрощение, и русское могущество! Всепрощение страданий близких и посвящение себя служению Отчей земле. Разве такой народ можно победить? Нет, никогда!
Товарняком они добрались до станции Большой Невер. Попутной машиной из старательской артели до Алдана.
За неделю знакомый Дубровину фальшивомонетчик, который отсидел многие годы и доживал последний срок в маленьком домике на окраине города, сделал им «ксиву» — настоящие паспорта с многими прописками.
Стали они, по его воле, Шипулиными: он — Александр Петрович, она — Вера Александровна. Сделал им трудовые книжки, а Дубровину и пенсионную книжку со всеми нужными реквизитами, печатями и пометками. Вера долго разглядывала эту кучу документов, безукоризненно исполненных, состаренных, потёртых. Проговорила:
— Какие руки золотые пропадают!
— Бич — человек свободный… не любит начальства над собой. А руки действительно золотые. И копейки не взял по старой дружбе. Но здесь жить нам опасно. Возле золота новые люди у милиции на виду.
Поедем куда поглубже, в город Томмот, вотчину осевших спец-переселенцев и кулаков. Это — берег Алдана. Я уже и дом присмотрел, сторговался. А там видно будет… Можно и на Джугджур махнуть, там старики меня помнят… тунгусы… в крайнем разе, у них скроемся, не впервой.
— Думаешь, нас ещё будут искать?
— Ишшо как… Ты вот што… Тут, понимаешь, с бабами туго… жениховаться зачнут мужики… так сама решай, коль сурьёзный и самостоятельный подвернётся… выходи замуж. Свадьбу сыграем, паспорт поменяешь законно — и живи себе… Я на отшибе проживу.