Тома такое, как он полагал, наглое высокомерие вождя возмутило.
— Ты сам немой, грязный старый таипи! Краснобородый — капитан мой! Мой капитан.
Для горячо влюбленного в своего капитана юнги Дэвис был самым дорогим человеком на свете. С ним не могли сравниться никакие братья, тем более что братьев у Тома никогда не было. «Капитан, мой капитан!» В этом было все, вся жизнь юнги.
И судьба Джона зазвонила в колокола. Расправиться с ним, как позже выяснилось, собирались в тот же день, но Тукопане вдруг пришла в голову блестящая идея.
— Х-хе, послушайте! — вскричал он на совете старейшин. — Этот краснобородый — сокровище! Посылать его тело вождю воинов франи не надо. Мы отрежем ему бороду, борода вырастет новая. Замечательно! Х-хе, да, так будет долго.
У безбородых маркизанцев жесткий волос из мужской бороды считался большой ценностью. И чем необычнее он был по цвету, тем выше ценился. Фатухивцы делали из него браслеты, которыми все, кто имел такую редкость, очень гордились.
Красных браслетов на острове ни у кого не было.
Увы, мудрый Тукопана не подозревал, что роскошные бороды иногда красят.
Когда пленника оскоблили острым, как бритва, осколком морской раковины и на его лице, где раньше красовалась великолепная красная борода, появилась заурядная черная щетина, вождь, увидев столь невероятное, с его точки зрения, диво, опешил. С отвисшей челюстью впился глазами в Дэвиса, думая, наверное, что перед ним другой человек. Но нет, это был тот же, теперь уже бывший краснобородый. Вождю все же не верилось.
— Бура аотуа! Бура аотуа! — забубнил он. — Великий бог, помилуй! Великий, бог, помилуй!
Щетина все-таки оставалась черной, а глаза — голубые, прежние… Для большей верности Тукопана подергал щетинки ногтями. Да, настоящие, растут из кожи… Еще минута недоумения — и, захлебнувшись мгновенной вспышкой гнева, вождь в бешенстве продекламировал:
Декламация прозвучала как смертный приговор. И это действительно была одна из ритуальных форм приговора. Но даже при самой буйной фантазии, будь она у Дэвиса, он не мог бы предположить, о чем думал в ту минуту Тукопана.
Оказывается, когда старый маркизанец понял, что краснобородый пленник и усыновленный юнга никакие не братья, он, вместо того чтобы сразу же казнить Джона, как надо было ожидать, настолько проникся к нему симпатией, что решил спасти его. Сердце вождя, презиравшего всякую ложь, покорила, наверное, находчивость Дэвиса, его удивительное самообладание и, конечно, — знание полинезийских обычаев. Понятно, Тукопана вряд ли сознавал себя патриотом, но, как большинству полинезийцев, это не мешало ему быть им и чувствовать признательность к чужестранцам, хотя бы и врагам, понимающим обычаи и язык его родины. Он не мог позволить умертвить такого пленника. Но власть вождя не безгранична. Показать свои истинные намерения перед соплеменниками, самым тяжким преступлением привыкшими считать обман, для Тукопаны значило восстановить против себя все племя.
Черная щетина Дэвиса обсуждалась на совете старейшин как еще одна ложь подлого франи.
Внимательно выслушав дебаты, Тукопана мрачно подвел итог:
— Паурки роа ита паиа вау, кай-кай ахура, нуи, нуи кай-кай. Длинная свинья отощала, откармливать надо, долго откармливать.
…Спустя двадцать семь дней после крушения «Флайин стар» Джон, юнга и Апоро — молодая жена Тукопаны с Фату-Хивы, бежали.
Пока обреченного пленника усиленно откармливали, вождь с помощью верных ему воинов, поочередно стороживших Дэвиса, тайно снарядил катамаран, способный выдержать плаванье в открытом океане. Он хотел, чтобы Джон бежал один, но покидать остров без юнги Дэвис отказывался. Нет, жертвовать собой он не собирался. Он просто понял слабость старого маркизанца и ловко на ней сыграл. Сказал, что лучше пусть его съедят или зажаренным отправят французам, чем он останется без мальчика, который ему дороже свободы и даже жизни.
Ни секунды не сомневаясь в искренности Джона (ведь их сейчас связывало взаимное доверие заговорщиков), Тукопана был потрясен. Он не думал, не представлял, что на свете бывает такая любовь. Они же с юнгой чужие, совсем не братья. И юнга — не девушка. Друг дороже жизни! Это так замечательно, так замечательно! Тукопана — старый глупец, жирный слепой болван, ничего не понимающий в людях… Ему всегда казалось, что все мужчины любят сначала свою жизнь, своих родных и молодых женщин, а потом уже друзей, если боги дали им любви больше, чем нужно для себя и тех, кого не любить нельзя.