Приходя и проходя дни, как говорит иной, наступил между тем наконец, что мамзель Дусиор, зная больше, нежель я, о том, что касалось до нее со стороны господина аббе, который нехорошо поступал с ней в этом случае; и за то довела она это до ушей боярыни, которая чрез несколько времени никакого виду не показывала, чтоб сыграть ей лучше свою игрушку, как вы увидите после этого.
Что касается до мамзель Дусиор, то сказала она с своей стороны, что едет она к своим родителям на свою родину: но были в доме люди, кои очень знали, что она голубком полетела в голубятню одной повивальной бабки.
Госпожа Вильгельмша заступила ее место горничной при нашей хозяйке, которая приказала ей спать подле своей опочивальни, растворя двери по причине, что с некоторого времени воображает она себе, будто видит по ночам духов, коих она боится, и это было для ее ободрения: ибо не полагалась она на господина аббе, который сказывал, что никогда не бывало с того света выходцев, как только в голове добрых жен. Не очень был я доволен сей переменой, которая помешала мне ходить к жене моей так, как я иногда делывал в маленькой ее горенке. Наконец я сделал моим разумом, что ночью ходил я к ней на постель, как уже она ляжет спать, темной маленькой лестницей, и всегда на самой заре убирался прочь для чистки моих лошадей.
Однако в один день, не знаю, как это могло сделаться, так я крепко заснул, что и не вздумал по обычаю встать на рассвете дня, который видел входящей в окошко, у коего не закрывал я занавесов; как было тепло во всю ночь, то я совсем раскидался, лежа на краю постели, будто зная, что никто на меня смотреть не будет.
Проснувшись, услышал я шастанье в боярской спальне, как будто кто ходит. Тотчас я увидел чрез кроватную ножку, что это госпожа Аллень, будучи в одной сорочке, шла в ту комнату, где я был. Видя себя пойманного, как лисицу во ржи, вздумал я сделаться спящим, и притворился храпеть, не шевелясь ни рукой, ни ногой, покуль сидела госпожа на своих креслах, кои стояли в углу комнаты против самого меня. Знают, что женщина-вдова была уже замужем, и она уж не ученица; это меня заставило так остаться, как я был, не переменяя моего положения, ни делая подобия проснуться, чтобы не иметь труда пред нею извиниться; а сверх того, почтет ли она за грех, что я лежал с моей женой.
Как скоро она вышла, то и я также пошел к своему делу, как всегда бывает, и все прошло в этот день по-обыкновенному.
В следующую потом ночь, хотел я идти видеться с госпожой Вильгельмшей, но маленькие двери нашел я заперты. Это заставило меня подумать, что так сделано было по приказу боярыни, коя не захотела, чтобы я спал с моей женой. Это не очень мне было приятно. Постучался я тихонько у дверей; но как жена моя мне их не отперла, то подумал я, что теперь она в первом сне; почему и воротился я назад как не солоно хлебал.
Поутру, как я в пять часов с полуночи был у моих лошадей, увидел я в окошке боярыню, которая махала мне, чтобы взошел я по большой лестнице вверх; она отперла сама все двери, и как на мне были конюшенные туфли, то приказала мне она оставить их в передней, чтобы не наделать стуку.
Не знал я, что думать о всем этом манеже: ибо она была только в одной коротенькой исподнице; однако, сказала она мне, если ты мне обещаешься ничего о том не говорить, что я тебе покажу, то будешь иметь случай мною хвалиться. Я все ей обещал, чего она желала, и повела она меня сквозь свою спальню в ту комнату, где спала моя жена, где я видел ее в своей постели и подле ее растянувшегося аббе, которые оба спали крепко.
Сие видение так меня сильно ужаснуло, что когда бы я не обещался госпоже Аллень ничего не говорить, то не мог я произнести ни одного слова. Боярыня моя вытащила меня даже в переднюю, у которой двери заперла за нами, и потом сказала мне: Ну, Вильгельм, что ты думаешь о том, что теперь ты видел? Ах! Сударыня, отвечал я ей, никак я этого не ожидал; оно весьма бесчестно для человека сего одеяния. Может быть, по причине характера не осмелился бы я к нему прикоснуться, но что до жены моей, которая того не имеет, то я ее вам так проучу, что скоро заговорит она: полно, полно! Из этого ни больше, ни меньше не прибудет, бедный мой Вильгельм, сказала она, а шум, который ты наделаешь, уведомит весь свет о том, о чем хорошо было б, если б он не знал, как для твоей чести, так и для чести моего дома; однако, нимало не беспокойся, я знаю способы, как за тебя отмстить, и сего ж дня увидишь ты, как за сто возьмусь. Окончай уборку твоих лошадей и в десять часов пойди ты к его преподобию отцу Симону, и скажи ему, что я прошу его прийти сегодня у меня отобедать.