– Сам не знаю, почему Тамара не пришла, и почему так в жизни получается – не успеешь жениться, как попадается лучше. Можно взять Тамару, а куда.. Уже одна есть. Жалко её
– Кого её?
– Тамару, да и жену жалко, и самого себя тоже
– Самого себя-то за что?
– А как же, может всю жизнь придётся тужить
Сашка опускает голову, смотрит в сучок доски думая как быть. До отправления минут пять. К удивлению третий ярус забит до отказа; вторые и нижние полки пустуют, пассажиры на них вольготничают. А в кассах давно билетов нет. Угадав мои мысли и обладая химической реакцией разложения жизненных элементов, Василь сказал: «Тут, видно, идёт свободная охота, то есть, конкуренция на социалистической основе между проводниками смежных дорог – Восточно-Сибирской и Забайкальской. Итоги в газетах не публикуются ввиду секретности материала». Чувствую – кто-то дёргает за ногу. В вагоне красноватый полумрак. Внизу стоит «Апостол» с фонарём и крючковатым пальцем манит меня. Спускаюсь, смотрю на часы – едем около двух. Входим в служебное купе, лампочка здесь поярче. На столе – колбаса, синеватые, как утопленник, огурцы, сало, хлеб. Сидят двое. Один – не дать не взять – наш проводник. Уж не брат ли ? Второй – с усами, бритой головой, в очках с роговой оправой. Вроде, научный работник, – читает «Экономическую газету». Апостол представляет меня старшему: «Пал Свиридович, – это «Сталинский сокол» и зачем-то как воображаемыми ножницами перебрал пальцами. Мне показалось, что так прядуют ушами зайцы на жировке. Старший грустно посмотрел на меня, потом перевёл взгляд на закуску. Я сходил за бутылками, Апостол быстро разлил на три стакана. Они выпили и стали степенно закусывать. Я хотел уйти, но Пал Свиридович остановил меня вопросом: «Ну как вы там? – он указал пальцем вверх, -всё летаете? И бога не боитесь?» «Всё летаем. А чего его бояться, он – свой мужик». «Это вы зря. А то он – того !» Усатый отложил газету, взял вторую бутылку, с одного маха выбил пробку, разлил на троих, выпил один и со скучающим видом опять развернул газету. Апостол стал на колени и приложился ухом к полу. Вот он отнял ухо, поднял палец вверх и с тревогой спросил: «Слышите?» Пал Свиридович и усатый дружно кивнули головами. Я слышал только перестук колёс. « Да не то. Ты послушай!» Я нагнулся к полу, но нового ничего не услышал. «А ещё – лётчик! Не можешь различить. А вот мы слышим». И опять, те двое, кивнули головами. Апостол ещё раз приложил ухо к полу, встал, отряхнул колени, горестно покачал головой и сказал: «Колёсики-то, бедные, как скрипят, аж за сердце берёт! Да, надо их смазать». Апостол, Пал Свиридович выпили, Пал Свиридович бросил в рот пол-огурца, зажмурился. Усатый читал «Экономическую газету». Наш проводник сел, опустил голову и, видимо, прислушивался, не перестали ли скрипеть колёсики. Им было скучно. Водка была выпита вся. Сколько же им надо!? …. Мои мысли прервал Пал Свиридович: «Мы-то что! Вот на Забайкальской – орлы, стервятники. А мы-то – так, мелкая птаха, стрепеты- подсокольники. Конечно, шилом море не нагреешь, а проводнику пить-кушать надо». Я ушёл, за мной шагал Апостол. Он дружески похлопал меня по плечу, когда я взлетел на полку. Потом он дёрнул за ногу Василя, тот свесился и я увидел, как крючковатый палец манил его. Поезд подходил к Черемхово. Часы в полутьме показывали начало шестого, шла проверка билетов. Пал Свиридович щёлкал инструментом, похожим на сахарные щипцы, делая дырки в билетах. Апостол со своим подслеповатым фонарём взлетал под потолок, оттуда просил у Пал Свиридовича «инструмент», и было нам видно, как перед тусклым фонарём встречались руки, щипцы впустую щёлкали воздух. После такого щелчка Апостол изрекал: «Готово». Если верхний пассажир долго «не просыпался», то туда для усиления контроля поднимался третий – усатый. У него из кармана торчала газета, он поправлял очки, и мы слышали бас: «Предъявите билет, гражданин!» Шла стрижка поголовья, как выразился Сашка. И только в последнем купе, у потолка в углу кто-то заблеял: «У меня нету». «Да как ты смеешь так ездить?! – гудел усатый. – А деньги хоть есть?» «Нету». Кого–то сняли, вывели в тамбур, старший сказал: «Сдать на первой остановке». «Один настоящий зайчишка попался. Как они его проморгали?!» – хихикал Сашка. Обратно в своё купе прошёл хмурый Апостол, усатый с Пал Свиридовичем прошли в соседний вагон к Прокоповичу. Я слышал, как проводник приходил за Сашей. Значит была станция Зима, и я в тревоге думал, что опять мой черёд. Если и дальше так пойдёт, то денег до дому не хватит. Не успел я высказать свою мысль другам, как они упрекнули меня в долгодумии. «Уходить – немедленно, можно даже выпрыгнуть на ходу через окно, а то они нас обдерут. А ещё говорят – вот на Забайкальской!! Не уж-то там хуже ? Ох, как обманчива внешность человеческая!» – резюмирует Саша. «Как там у Маркса: что форму от содержания нельзя отрывать? Ошибся старик маленько». «Потому ошибся, что тогда железных дорог мало было – опыта он не имел» – вставляет своё Василь. Днём проводники спали, только изредка усатый прохаживался по вагону. Солнце садилось туда, куда мы мчались. Вечереет, поезд стучит на стрелках, мы-готовы. Шипят тормоза, пахнет калёным железом, вываливаемся из вагона, за нами ещё двое кержаков. Откуда ни возьмись – Апостол. Он распростёр руки, пытаясь остановить и загнать нас в вагон. Василь ставит чемоданчик и ловко выхватывает из его руки фонарь. Идём по перрону, Апостол семенит за нами и слезливо просит: «Соколы, отдайте. Зачем он вам?» Прошли шипящий паровоз, он отдаёт жаром и нефтью. Из будки удивлённо смотрит машинист, подкручивая подкопчённые белые усы. Конец перрона, останавливаемся. Василь размахивается, – хочет забросить фонарь. Проводник охает и закрывает лицо ладонями. «Деньги! – Апостол быстро лезет в карман, протягивает червонец. – Мало!» Нехотя достаёт ещё один. Василь смотрит на фонарь, зачем-то вынимает свечу, берёт деньги, фонарь ставит на землю. Проводник хватает его, как коршун цыплёнка, прыткой рысью бежит к вагону, слышим как говорит машинисту: «Всё играют, фонарь отняли. А ещё « Сталинские соколы !!» Василь смотрит на десятки: «Вот видите, часть вернул! Жаль, вагон-то в центре поезда, а то бы отцепить его – всё бы отдали, спарагусы!» Паровоз свистит, крутит колёсами, беря разбег. Проплывает вагон, в двери – «Апостол», на нас не смотрит. Пахнет хвоей, курным углём, карболовкой-запахом странствий. Заря потухла, идём в вокзал и неожиданно встречаем там Вьюшкина, Федотова, Крамора. Последние двое приехали домой. Петро спешил – не было терпежу. При виде нас Крамор становится на колени, прикладывает ухо к полу, поднимает указательный палец вверх: