Джон кивнул, не понимая, куда он клонит.
— Террорист не заслуживает снисхождения! Он — бешеная собака, и тот, кто его пристрелит — герой. Вы — патриот?
Джон опять кивнул.
— И готовы это доказать?
Уильямс заёрзал:
— К чему столько пафоса?
Фостер пропустил мимо.
— Недавно мы задержали боевика из Аль-Каиды… — сощурился он. — Его взяли, когда он закладывал бомбу в магазине детских игрушек. И приговорили к электрическому стулу…
— Но в штате нет смертной казни!
— В том то и дело, Уильямс, — расплылся толстяк. — Для такой собаки сделали исключение, его и пять раз мало изжарить! Но даже у дьявола сыщутся адвокаты, вы же знаете, все эти либералы, готовые драть глотку. Поэтому судили закрыто: официально он нигде не числится, ни в одной бумаге, его уже нет…
До Уильямса стало доходить:
— Так вы хотите, чтобы я…
— Нет-нет, палачей и без вас хватит! Я бы сам с удовольствием, слышите, Уильямс, с удовольствием, отправил эту гадину на тот свет. Но раз подвернулся случай, мы хотим поставить обществу градусник. Согласитесь, сенатор Маккарти был не так уж не прав, бывают времена, когда жесткость оправдана…
— А при чём здесь я?
— При том же, что и все! Мы предлагаем вам выразить своё отношение к терроризму. Мы выявляем настоящих американцев с крепкими нервами и твёрдыми руками…
Уильямс выглядел растерянным.
— И мы не болтуны, — всё больше раздражался Фостер, — просто хотим знать, на кого можно положиться. А у вас прекрасная репутация. Впрочем, — пожал он плечами, — вы можете отказаться…
— Я согласен, — хрипло произнёс Уильямс, не понимая, о чём идёт речь.
Араб сидел в кресле. Кисти рук были приклеены скотчем к подлокотникам, а лодыжки — к массивным гирям. К телу отовсюду шли провода, так что араб напоминал паука, запутавшегося в паутине.
— Омар Шейх, по прозвищу «Тротил», — представил Фостер через окно в стене. — Прежде чем забросить к нам, его готовили в лагерях Бен Ладена…
Уильямс поймал на себе пронзительный взгляд араба и, не выдержав, опустил глаза.
— Представляете, что начнётся, если про него разнюхают газеты? — щурился Фостер. — Но вам мы доверяем… — Он сунул Уильямсу пульт с цифровой шкалой. — Смотрите, здесь каждое деление отмечает ток: чем дальше отодвинуть рычаг, тем больше достанется этой гадине!
Уильямс побледнел. Резким движением Фостер ослабил галстук, расстегнув верхнюю пуговицу:
— А эта красная полоса означает смерть. Доводить до неё необязательно, но если это случиться — мы скажем только спасибо…
Уильямс застыл, опустив руки. Ему по-прежнему казалось, что араб глядит прямо на него.
— Окно звуконепроницаемое, — прочитал его мысли Фостер, постучав по стеклу костяшкой пальца. — К тому же свет проходит в одну сторону, так что он нас не видит…
Уильямсу сделалось страшно. Ему захотелось всё бросить и убежать. Но он вспомнил про работу.
— Смелее, Джон, — склонился над ухом Фостер. — Задайте ему жару!
Уильямс зажмурился и тронул рычаг.
Лицо араба исказилось.
— Никакой жалости, — щекотал ухо Фостер. — Представьте, как это чудовище взрывает детей…
Рычажок двинулся дальше. Губы у араба скривились, было видно, как с них слетают проклятия.
Уильямс впился глазами в провода, точно видел ток, который посылает.
И вдруг остановился.
— У меня не хватает духа…
Фостер нахмурился. Бычья шея стала багровой.
— У него не хватает духа! — визгливо передразнил он. — А нашим парням, думаете, легко в Ираке? — Огромная ладонь рубанула воздух. — А лётчикам над Афганистаном?
Но они исполняют долг, защищая, между прочим, и вас, Уильямс! Каждый должен вносить свою лепту…
— Но это убийство!
— А убивать из-за угла? — взорвался толстяк. — Нет, Уильямс, вы судите его от имени всей Америки! — Он вдруг пристально посмотрел на Джона. — И не бойтесь, он — вне закона…
Вздрогнув, Уильямс передвинул рычаг. Сразу на несколько делений. Араб подскочил в кресле с перекошенным ртом.
— Покажите ему… — барабанил по стеклу Фостер.
Уильямс почувствовал возбуждение.
Он смотрел, как араб покрылся испариной, как корчится, пытаясь разорвать липкую ленту.
— Он хотел убить наших детей, — подстёгивал Фостер.
— Наших детей… — эхом откликался Уильямс.
На шее араба вздулись жилы, его воловьи глаза налились, как спелые вишни.
И Уильямс вошёл в раж. Он ненавидел этого человека, ему хотелось, чтобы тот мучился.
— Подожди, — накрыл его руку Фостер, — ты убиваешь слишком быстро.