— Абсолютно ничего компрометирующего. Повторяю, моим клиентам ничего и никого не нужно покрывать, мы не просим протолкнуть или заблокировать какой-то законопроект. Этот человек не знает о моих клиентах, точно так же, как и они не знакомы с ним лично, и он совершенно не в курсе, что мы встречались сегодня.
— В таком случае, почему вы хотите, чтобы я взял его к себе?
— Мой клиенты считают, что он будет прекрасным дополнением к вашему комитету.
— Одному человеку это не под силу, и вы это знаете.
— Конечно.
— Если его внедряют для получения информации, то мы защищены от ее утечки. — Партридж взглянул на фотографии, лежавшие под настольной лампой, и, перевернув их, бросил на письменный стол. — По крайней мере, были защищены.
Склонившись над столом, Варак взял фотографии.
— Сделайте это, конгрессмен. Введите его в комитет. Или, как вы сказали, будет большая утечка информации. Как только он войдет в комитет, все это вам будет возвращено вместе с негативами. Сделайте это.
Взгляд Партриджа был направлен на находившиеся в руке блондина снимки.
— Дело в том, что как раз есть вакансия. Вчера подал в отставку Бухбиндер — по личным мотивам.
— Я знаю, — сказал Милош Варак.
Конгрессмен поднял глаза на гостя.
— Кто вы такой, черт побери?
— Преданный своей новой родине человек, но это неважно. Значение имеет этот человек.
Партридж посмотрел вниз на записи, лежавшие перед ним.
— «Эван Кендрик, Девятый округ Колорадо», — прочитал он. — Я почти ничего о нем не слышал, а то, что слышал, мне совершенно ни о чем не говорит. Он никто, богатый никто.
— Это изменится, сэр, — поворачиваясь и направляясь к двери, сказал Варак.
— Конгрессмен, конгрессмен! — закричал заместитель Эвана Кендрика, который, выбежав из приемной, направился бегом по коридору Парламента, чтобы догнать своего шефа.
— В чем дело? — спросил Эван, оторвав руку от кнопки вызова лифта и в недоумении уставившись на запыхавшегося молодого человека. — Это совсем не похоже на Фила, привыкшего не повышать голоса, а говорить конфиденциальным шепотом. Неужели на Девятый округ Колорадо обрушился грязевой оползень?
— Что касается вас, так оно и есть.
— А конкретнее?
— Конгрессмен Партридж. Партридж из округа Алабама.
— Хотя и грубиян, но хороший человек. Он решителен, и мне нравится то, что он делает.
— Он хочет, чтобы вы занялись этим вместе с ним.
— Чем заняться?
— Работать в его комитете.
— Что?
— Это же огромный шаг вперед, сэр!
— Это паршивое отступление, — возразил Кендрик. — Членов его комитета через неделю показывают по телевизору в вечерних новостях, и они выступают в роли «затычки» по воскресным утрам. Нет, меньше всего я хочу быть в этом комитете.
— Простите меня, конгрессмен, но вы должны хотеть этого больше всего, — сказал заместитель, встретившись взглядом с Кендриком.
— Почему?
Молодой человек по имени Фил, дотронувшись до руки Кендрика, отвел его в сторону от собравшейся у лифта толпы.
— Вы говорили мне, что собираетесь подать в отставку после выборов, и я согласился с этим. Но вы также сказали мне, что хотите получить право голоса в команде вашего преемника.
— Да, это так, — кивнул головой Эван. — Я боролся с этим отвратительным аппаратом, и мне хотелось бы продолжать его сдерживать. Боже праведный, да они бы продали последнюю гору в южных Скалистых горах для разработки урана, если бы им удалось добиться разрешения правительства на эксплуатацию — опустошительную, конечно.
— У вас вообще не будет никакого права голоса, если вы откажете Партриджу.
— Почему не будет?
— Потому что вы ему действительно нужны.
— Почему?
— Наверняка я знаю лишь одно: он ничего не делает просто так. Возможно, он хочет расширить свое влияние на западе, создать базу для своего личного продвижения — кто знает? Но он контролирует очень многих депутатов в Конгрессе, и если вы скажете «Нет, благодарю, дружище», он воспримет это как личное оскорбление и лишит вас всего как здесь, так и у вас на родине. Я хочу сказать, что он самый энергичный человек на Холме.
Наморщив чело, Кендрик вздохнул.
— В конце концов я всегда могу промолчать.
Прошло три недели с того момента, как конгрессмен Эван Кендрик получил место в комитете, возглавляемом Партриджем. Это совершенно неожиданное назначение в Вашингтоне не взволновало никого, кроме Энни Малкэйи О’Рейли и ее мужа Патрика Ксавьера, переселившегося из Бостона лейтенанта полиции, услугами которого пользовались столичные власти, ведущие борьбу с преступностью. Такое поведение председателя все объясняли тем, что старый профессионал хотел сфокусировать все внимание на себя, а не на других членов комитета. Если подобное предположение соответствовало действительности, то Партридж сделал очень удачный выбор. Во время двух еженедельных передач по телевизору конгрессмен из Девятого округа Колорадо почти все время молчал. «У меня нет вопросов», — говорил он, когда подходила его очередь задавать вопросы свидетелям. Самая длинная фраза, которую он произнес во время краткосрочной встречи с «Птицами», заняла двадцать три секунды. В ответ на приветствие председателя он спокойно выразил свое недоумение по поводу оказанной ему чести быть избранным в комитет и выразил надежду, что оправдает доверие председателя. На середине этой фразы — ровно через двенадцать секунд — от его лица убрали телевизионные камеры.