Почему?
Кто?
А затем он почувствовал ужасную тупую боль в груди. Ахмет! О Боже, что он наделал? Поймет ли молодой султан, сможет ли он понять? Неупоминанием, умалчиванием американские средства массовой информации вынесли приговор всему государству Оман, давая простор измышлениям о бессилии арабов перед террористами или, что еще хуже, соучастии арабов в бессмысленном и беспощадном уничтожении американских граждан.
Ему нужно позвонить своему молодому другу, связаться с ним, сообщить, что он не владеет ситуацией. Кендрик сел на край кровати, поднял телефонную трубку, одновременно доставая из кармана брюк бумажник, прижал трубку подбородком, затем вытащил свою кредитную карточку. Не помня кода Маската, он набрал 0, чтобы вызвать оператора. Неожиданно гудок прервался, и на какое-то мгновение Кендрик запаниковал; его глаза широко открылись, он оглянулся на окна.
— Да. Двадцать третий! — послышался в трубке хриплый мужской голос.
— Я пытался вызвать оператора.
— Даже если вы набираете местный номер, вы должны расплатиться здесь.
— Мне нужно позвонить за океан.
— Нет, по этому телефону нельзя.
— По кредитной карточке. Как мне связаться с оператором? Я запишу это на номер моей кредитной карточки.
— Я буду ждать до тех пор, пока вы не скажете номер, понятно?
Ему было непонятно! Неужто ловушка? Неужели его выследили в этом захудалом мотеле в Вудбридже?
— Я не думаю, что могу принять эти условия, — запинаясь сказал он. — Это личный звонок.
— Подумать только, — иронически ответил голос. — Тогда пойдите и найдите себе платный телефон. Есть один в вагоне-ресторане за пять миль отсюда. Чао, дерьмо.
— Подождите минутку! Хорошо, оставайтесь на связи. Но когда оператор все выяснит, я хочу услышать, как вы отсоединились, о’кей?
— Вообще-то я собирался позвонить Лоэлле Парсон.
— Кому?
— Ладно, задница. Я набираю номер. Люди, которые целый день не выходят из дома, или сексуальные извращенцы, или террористы.
Где-то в недосягаемых просторах Персидского залива говорящий по-английски с арабским акцентом оператор выразил сомнение, что в Маскате есть телефонная станция с начальными цифрами 555.
— Наберите их, пожалуйста! — настаивал Эван и добавил жалостно: — Очень вас прошу.
Гудок прогудел восемь раз — и он услышал раздраженный голос Ахмета:
— Ивах?
— Ахмет, это Эван, — сказал Кендрик по-английски. — Я должен поговорить с тобой.
— Поговорить со мной? — взорвался молодой султан. — У тебя хватает наглости звонить мне, ублюдок?
— Значит, ты знаешь? О том… о том, что они обо мне говорят?
— Знаю? Я ведь очень богатый ребенок, и у меня на крыше есть тарелочки, которые ловят все, что я хочу и откуда я хочу! У меня даже есть перед тобой преимущество. Ты читал газеты отсюда и с Ближнего Востока? Из Бахрейна и Эр-Рияда, из Иерусалима и Тель-Авива?
— Естественно, нет. Я только видел наши…
— Это такая же макулатура! Годится для того, чтобы ты собрал ее в стопку и сел на нее. Живи и здравствуй в Вашингтоне, но не вздумай возвратиться сюда.
— Но я хочу возвратиться. Я возвращаюсь!
— Нет, не в эту часть света. Мы умеем читать, и мы умеем слушать, и мы смотрим телевизор. Ты сделал все это сам! Ты всю вину спихнул на арабов! Убирайся из моей памяти, ты, сукин сын!
— Ахмет!
— Прочь, Эван! Я бы никогда не поверил, что ты на это способен. Ты что, добивался в Вашингтоне власти, обзывая всех нас животными и террористами? Это что, был единственный способ?
— Я никогда этого не делал, я никогда этого не говорил.
— Твой мир это сделал! Уже за то, что вы повторяете это раз за разом, снова и снова, пока, наконец, всем не станет понятно, будьте вы все прокляты! Вы же хотите видеть всех нас закованными в цепи! И этот последний паршивый сценарий принадлежит тебе.
— Нет! — протестующе закричал Кендрик. — Не мне!
— Почитай вашу прессу! Загляни в нее!
— Это пресса, но не ты и не я!
— Ты — это ты — еще один из заносчивых ублюдков с вашим слепым благочестиво-показным иудейско-христианским лицемерием, а я — это я — исламский араб. И ты больше не можешь плевать мне в лицо.
— Я никогда даже не собирался этого делать… я никогда не смог бы…