— Что?
— Его обыскивают с целью изъятия оружия и взрывчатых веществ.
— Бог мой, я никогда не говорил, что он террорист. Он в правительственной машине с двумя служащими секретной службы!
— Сэр, но ведь вы выказали сильное подозрение и неудовольствие.
— Немедленно пропустите его сюда.
— Понадобится время, чтобы он оделся, сэр.
— Идиоты!
Через шесть минут секретарша опасливо пропустила в дверь взбешенного Эвана Кендрика.
— Убирайтесь отсюда, леди, мне нужно поговорить с этим человеком с глазу на глаз, — прошипел он.
Секретарша поспешно удалилась, а начальник штаба направился к Кендрику с протянутой рукой. Кендрик ее проигнорировал.
— Я слышал о том, как вы здесь развлекаетесь, Дэнисон, — произнес Эван тихим ледяным голосом. — Вы взяли на себя смелость обыскать члена Палаты, который пришел по вашему приглашению — вот что произошло. Мать твою, ты не можешь отдавать мне приказания! Ты зашел слишком далеко!
— Полная неразбериха и путаница в инструкциях, конгрессмен! Боже мой, как вы могли подумать что-то другое?
— Зная вас, очень просто. Слишком много моих коллег прошли через слишком много «обработок», в которых были замешаны вы. Рассказывают кучу ужасных историй, и среди них есть одна, в которой вы ударили кулаком члена Палаты из Канзаса, за что последний, насколько я понял, припечатал вас к полу.
— Это ложь! Он пренебрег процедурами Белого Дома, за которые я несу ответственность. Может быть, я и коснулся его, но только чтобы удержать на месте, вот и все. И именно тогда он застал меня врасплох.
— Я так не думаю. Я слышал, он назвал вас «двадцатипятипенсовым начальником», поэтому вы и взорвались.
— Искажение. Полное искажение правды! — Дэнисон поморщился, так как кислота уже начала выделяться. — Послушайте, я прошу прощения за обыск с раздеванием.
— Не надо. Его не было. Я согласился снять куртку, считая, что это обычная процедура, но когда охрана упомянула о рубашке и брюках, вмешались мои гораздо более сообразительные охранники.
— Тогда какого черта вы так рассвирепели?
— Из-за того, что вы вообще допускали такую возможность, а если нет, то создали впечатление у служащих, будто это возможно.
— Я мог бы опровергнуть это обвинение, но я не стану утруждать себя. А сейчас мы пройдем в Овальный кабинет, и, ради Бога, не смущайте этого человека всем этим собачьим дерьмом с арабами. Помните, он не знает, что произошло, я все проясню для него позже.
— Как я могу быть уверен, что вы на это способны?
— Что?
— Вы меня слышали. Как я могу быть уверенным, что вы на это способны или что на вас можно положиться?
— О чем вы говорите?
— Я думаю, вы проясните только то, что хотите прояснить, рассказывая ему только то, что вы хотите, чтобы он услышал от вас.
— Кто вы такой, чтобы позволять себе разговаривать со мной таким образом?
— Некто, и, вероятно, такой же богатый, как вы. А также некто, собирающийся покинуть этот город, о чем, как я уверен, Сван вам сообщил, поэтому ваши политические благословения для меня бессмысленны — я их не принял бы в любом случае. Знаете что, Дэнисон, я думаю, вы самая натуральная крыса. Не относящаяся к типу смышленых Микки Маусов, а настоящая тварь. Уродливый, длиннохвостый, питающийся отбросами грызун, который разносит отвратительные болезни. Это называется безответственность.
— Вы слов не выбираете, не так ли, конгрессмен?
— Мне это не нужно. Я ухожу.
— Но он не уходит! И я хочу, чтобы он был сильным и убедительным. Он ведет нас в новую эру. Мы опять поднимаем голову. Уже пора! Мы говорим всем ничтожествам этого мира: заткнитесь или уйдите с дороги.
— Ваши выражения так же глупы и банальны, как и вы сами.
— А ты кто такой? Член какой-то зачуханной лиги старейших университетов Новой Англии, интеллектуальная элита с какой-то поганой степенью в английской филологии? Да хватит, конгрессмен. Мы здесь играем в крутые игры, вот что! Люди в этой администрации или работают жестко, или их отсюда убирают. Ты понял это?
— Постараюсь запомнить.
— Пока ты еще здесь, заруби себе на носу: он не любит несогласия. Все должно быть в сдержанных тонах, ясно? Никаких волн, все счастливы, понял?
— Однако вы повторяетесь.
— Я делаю свое дело, Кендрик. Вот как называется эта жесткая игра.
— Вы убогая посредственная личность, вот вы кто.
— Значит, мы друг другу не понравились. Ну и что? Это вовсе не сделка…
— Я это понял, — согласился Эван.
— Пошли.