— Я уверена, что это так, — согласилась Эдриен, — но мы не знаем силы и слабости людей, с которыми мы никогда не встречались и которых не можем видеть, не так ли?
— У вас паранойя.
— Она покинула меня, как только мы покинули территорию дома, конгрессмен. И все-таки вы болван, что и подтвердили своими глубокими знаниями о «стерильных домах». Я пропускаю вопрос о том, кто кому отдает приказы, потому что это не имеет значения. Лучше вернемся к вашему первому утверждению. По всей вероятности, это не я спасла вашу жизнь в Бахрейне, хотя из-за этого мерзавца Свана вы и попали в безвыходное положение, которое мы и некоторые летчики называем точкой без возврата. Вы не должны были выжить, мистер Кендрик, а я просто возражала против этого.
— Почему?
— Потому что мне было небезразлично.
— Потому что мы…
— Это тоже не имеет значения. Вы были приличным человеком, пытающимся сделать приличное дело, хотя и не были для этого достаточно подготовлены. Как выяснилось, другие помогли вам гораздо больше, чем это могла бы сделать я. Я сидела в кабинете Джимми Грейсона, и мы оба почувствовали облегчение, когда нам сообщили, что вы вылетели из Бахрейна.
— Грейсон? Он один из семи, кто знал, что я там был.
— Нет, он не знал до самых последних часов, — сказала Рашад. — Даже я ему не сказала. Это пришло из Вашингтона.
— Говоря языком Белого Дома, вчера утром его посадили на вертел.
— За что?
— Чтобы узнать, не он ли организовал утечку.
— Джимми? Это даже еще более глупо, чем подозревать меня. Грейсон так сильно хочет директорства, что уже явственно чувствует его вкус. Кроме того, ему вовсе не хочется иметь перерезанное горло и покалеченное тело, так же как и мне.
— Что-то вы очень уж легко произносите эти слова. Они так быстро приходят вам в голову… слишком быстро.
— Понятно, — женщина, называющая себя Калехлой, отошла от камня. — Вы считаете, что я все это отрепетировала.
— Мне показалось, что когда вы вошли в комнату там, наверху, вы как будто ожидали увидеть меня. Мое появление не оказалось для вас неожиданным.
— Так и было, я не удивилась.
— Почему да и почему нет?
— К такому выводу я пришла методом исключения. Последние полтора дня вы были самым «жареным» фактом по всему Средиземноморью, конгрессмен, и множество людей, включая меня, дрожат от страха. Не только за себя, но и за многих других, которых я правдами и неправдами использовала, чтобы держать вас в поле зрения. Некоторые, как и я, плетут сеть, основанную на доверии, и как раз сейчас доверие, моя главная ценность, подвергается испытанию и ставится под вопрос. Поэтому мы, вернее вы, мистер Кендрик, не только используете мое время, но и растратили огромное количество денег налогоплательщиков, потребовав привезти меня сюда для вопросов, на которые мог бы ответить любой опытный офицер разведки.
— Вы могли продать меня, продать мое имя за высокую цену.
— В обмен на мою жизнь? В обмен на жизни тех, кого я использовала, чтобы выйти на ваш след, людей, которые важны для меня и моей работы — работы, имеющей, по моему мнению, настоящую ценность, что я и попыталась объяснить вам в Бахрейне? Вы действительно в это верите?
— О Боже мой, я уже не знаю, во что можно верить! — тяжело вздохнув, сдался Эван. — Все, что я хотел сделать, все, что я планировал, смешали с грязью. Ахмет не хочет меня больше видеть, я не могу вернуться туда или еще куда-нибудь в Эмираты или Персидский залив. Он об этом позаботится.
— Вы хотели вернуться?
— Больше всего на свете. Я хотел начать жизнь заново там, где делал свою лучшую работу. Но сначала мне нужно было найти сукиного сына, который все испортил, убивая ради самого убийства так много людей, и избавиться от него.
— Махди, — перебила Рашад, кивнув. — Ахмет мне рассказал. Вы это сделали. Ахмет молод, и он изменит свое мнение. Со временем он поймет, что вы там для всех сделали, и будет только благодарен… Но вы не ответили на мой вопрос: верите ли вы в то, что я вас продала? Видите ли, я думала, что вы сами могли раздуть эту историю, но вы этого не делали, не так ли?
— Я?! Да вы с ума сошли! Я убираюсь отсюда через шесть месяцев!
— Значит, политических амбиций у вас нет?
— Конечно! Я собираю вещички и ухожу! Только сейчас мне некуда идти. Кто-то пытается остановить меня, выдавая за того, кем я не являюсь. Что, черт побери, со мной происходит?
— Не раздумывая, я бы сказала, что вас эксгумировали.
— Что со мной сделали? Кто?
— Некто, кто полагает, что вы заслуживаете общественного признания, выдающегося положения.