— В Вашингтоне сказали бы о единстве целей и средств. И никаких конфликтов. У нас любят повторять такие фразы.
— Я — врач, а не законник, шейх.
— Это заметно, — улыбнулся Эван. — Я размышляю о нашем юном друге во дворце. Он хотел «обсуждать» Амаля Бахруди. Хотел бы я знать, куда бы завела нас подобная дискуссия.
— Он тоже не законник.
— Занимая такой пост, он должен быть понемногу кем угодно, — довольно резко заявил Кендрик. — Он предается размышлениям — сейчас это весьма кстати. Мы теряем время, доктор. Помогите мне создать художественный беспорядок на физиономии. Глаза и рот не трогайте, щеки и подбородок — пожалуйста. Только не стирайте кровь!
— Не понял.
— О Господи? Неужели вы хотите, чтобы я сам себе насадил синяков?
Тяжелая металлическая дверь отворилась; двое солдат, распахнувших ее, тут же отступили, как будто ожидая нападения. Третий охранник втолкнул в большой бетонный холл окровавленного израненного заключенного. Низковольтная зарешеченная лампочка под самым потолком давала тусклый свет. Обитатели камеры собрались у входа, двое ухватили лежащего за плечи.
Новичок неуклюже попытался встать на колени. Несколько заключенных, столпившись у двери, оживленно болтали, почти кричали, чтобы то, о чем говорится внутри, не смогли услышать снаружи.
— Кеймбалак! — прорычал новичок и сделал правой рукой отмашку, освобождаясь от захвата. Затем кулак его врезался в лицо молодчика, который в улыбке скалил гнилые зубы. — Во имя Аллаха, я раздроблю голову каждому, кто осмелится коснуться меня! — продолжил Кендрик на арабском и встал во весь свой рост, оказавшись на несколько дюймов выше самого высокого из террористов.
— Ты один, а нас много, — прошипел юнец, прижимая к носу ладонь, чтобы остановить кровотечение.
— Пусть вас будет сколько угодно, но вы же любители, козлы вы вонючие. Глупцы! Прочь от меня! Я должен подумать!
Эван произнес эти слова и, освободив левую руку, с силой ударил локтем назад, угодив в горло заключенному, пытавшемуся удержать его. Тут же, развернувшись, он нанес удар костяшками пальцев по глазам не ожидавшего нападения заключенного.
Он не мог забыть, как когда-то вынужден был ударить другого человека, физически подавить другое человеческое существо. Память плоти не угасала. Он ходил тогда в школу. Мальчик по имени Питер забрал у его лучшего друга коробку с завтраком — жестяную красивую коробку с изображением героев Уолта Диснея на ней. Его друг был мал и слаб, а Питер силен. Эван защищал друга и побил хулигана. Наказание оказалось слишком суровым, и директор вызвал отца. Взрослые убеждали его, что нельзя разрешать конфликты с помощью силы. Молодой человек с такими физическими данными не должен ввязываться в драку. Это нехорошо!
— Но сэр! Папа!
Его голос не был услышан. Некоторое время спустя отец как-то сказал, что если подобное повторится, действуй, как действовал.
И вот снова возникла необходимость противостоять грубому физическому насилию. Кто-то ухватил его за шею сзади. Прием, спасающий жизнь. Почему это вспомнилось? Нажать на локтевой нерв! Лето… Курсы Красного Креста… Озеро… Сертификат по самообороне… Он вырвал руку, скользнул ею вдоль предплечья врага, нажал изо всей силы. Террорист взвыл, и захват ослаб. Эван перехватил руку и провел бросок. Террорист упал на спину на бетонный пол.
— Кому еще выделить порцию? — яростно прошипел новый заключенный. — Дурачье! Если бы вы не были такими идиотами, я бы и пальцем вас не тронул. Презираю таких! Теперь оставьте меня одного. Сказано же: дайте мне поразмыслить.
— Кто ты такой, чтобы отдавать нам приказы? — прошипело из другого конца помещения. Заячья губа искажала дикцию человека с безумно сверкающими глазами. Все это напоминало фантасмагорические картины из произведений Кафки. Откуда-то доносились крики заключенных, наказываемых за открытое неповиновение. Те, что говорили, то и дело поглядывали в сторону двери, где постоянно тараторили люди, чтобы сказанное в камере не вырвалось наружу и не достигло вражеских ушей.
— Я — это я. А большего вам, козлам, и знать не надо.
— Охрана назвала нам твое имя, — заикаясь, сказал тип с неопрятной бородкой и грязными длинными волосами. Он легонько шлепнул по своим губам, как бы пытаясь ударить произносимые слова. — Амаль Бахруди! — вдруг взвизгнул он и, кривляясь, повторил сказанное охранниками: — «Доверенное лицо из Восточного Берлина, а мы поймали его». Так что после этого? Кто ты для нас? Что это за зверь, Амаль Бахруди?