— Синьор, — прошептал ему в ухо итальянец. — Вам кто-то звонит, и я, имея к вам столь глубокое уважение, не могу…
— Странное вступление, Луиджи.
— Он оскорблял вас, мой дорогой друг, и его последняя угроза была особенно ужасна. Если хотите, я скажу ему в трубку пару таких слов, которые подействуют сразу.
— Никто не любит меня так, как ты, Луиджи. Что он сказал?
— Мне неудобно повторять это в присутствии крупье.
— Ты деликатен, мой друг. Он представился?
— Да. Синьор Моссад. Мне кажется, он ломает ваши планы.
— Большинство из них, — согласился Уэйнграсс и быстро пошел к телефону.
10
Рассветало. Азра посмотрел на светлеющее небо и проклял все и всех — они ошиблись, повернув у Кабритты Тауэр, и таким образом потеряли драгоценные минуты. Три фигуры в изодранной одежде заключенных выглядели весьма экзотично. Пока солнце не взошло, они могли бы сойти за рабочих, направляющихся сюда из Ливана или из трущоб Абу-Даби, где просаживали деньги единственно доступным для них способом — покупая проституток и виски.
Они добрались до Вальят Госпитал, который находился в двух сотнях ярдов от ворот американского посольства. Дальше — справа — узкая улочка пересекалась проездом. За углом протянулась цепь магазинов, затаившихся за металлическими ставнями. Сейчас было не до бизнеса. Во дворе собрались группки вяло прохаживающихся, словно лунатики, юнцов; тяжелое оружие оттягивало им руки, плечи, но это было необходимо для джихада — священной войны, которую они вели. Их заторможенность, однако, исчезала с первыми лучами солнца и ключом начинала бить маниакальная энергия, особенно при появлении первой волны радиожурналистов и телекомментаторов.
Азра изучал большой сквер перед воротами. Через дорогу — на северной стороне — тесно примыкали друг к другу три двухэтажных здания. Занавешенные окна не светились — ни проблеска. Если у окна и были наблюдатели, то на таком расстоянии увидеть их было невозможно. Попытка прорваться через баррикаду у входа могла оказаться смертельно опасной. В сквере находились только нищие в изорванной одежде, которые расположились у стен из песчаника с подносами для подаяний; некоторые из них были грязны до невозможности. Среди этих несчастных вполне могли скрываться агенты разведок или султана. Азра чрезвычайно внимательно понаблюдал за ними, ожидая внезапного движения, чего-нибудь, что выдало бы мнимого нищего. Только тренированный во всех отношениях человек сумел бы длительно сохранять неподвижность и спокойствие в такой стрессовой ситуации. Никто не двигался, ничто не нарушало почти идиллическую картину.
Азра ущипнул Йозефа, вынул из-под одежды автомат и дал его старому террористу.
— Я пошел, — сказал он по-арабски. — Прикрой меня в случае чего. Если кто-нибудь из этих нищих дернется, сделай из него решето.
— Иди. Я буду пробираться сзади перебежками от двери к двери по правой стороне. Моя помощь однозначна: только нищий вскочил — и его нет.
— Не предвосхищай событий, Йозеф. Не сделай ошибки и не открой огонь, когда в этом не будет особой нужды. Я должен добраться до одного из этих болванов внутри.
Молодой палестинец повернулся к Кендрику, который притаился за редкой листвой у больничной стены.
— Ты, Бахруди, — прошептал он по-английски, — когда Йозеф доберется до ближайшего здания на той стороне, очень медленно выходи и следуй за ним, но, ради всего святого, делай это не слишком заметно. Выжди секунду — и вперед. Не высовывайся; твоя фигура не столь хороша, чтобы выставлять ее на всеобщее обозрение.
— Я знаю, что делать! — вдохновенно солгал Эван. — Ты думаешь, что у меня нет опыта такой тактики? Да у меня его больше, чем у вас всех вместе взятых!
— Не знаю, что и думать, — ответил Азра просто. — Мне не понравилось то, как ты появился в Маскате. Мне рассказывали. Возможно, в ваших изысканных европейских столицах все обстоит по-иному.
— Уверяю тебя, что поступлю как следует, — холодно отрезал Кендрик, помня, что он должен выглядеть сильным в арабском понимании. Его слова были не более чем блеф, но молодой террорист ухмыльнулся. Впервые за все время знакомства с Азрой Кендрик увидел улыбку на лице ублюдка по кличке Голубой.
Голубой вскочил, быстро пересек небольшую больничную лужайку и направился к широкому проходу, ведущему к площади. Йозеф метнулся вперед, затем повернул на девяносто градусов вправо, перебежал узкую улицу в двадцати футах от угла и прижался к стене здания, затаившись в тени. Одинокая фигура Азры приближалась к воротам посольства, Йозеф скользнул за угол. Последнее, что увидел Кендрик, — смертоносное оружие, которое держал наизготовку в левой руке старый террорист. Кендрик понял, что наступило время броска, и тут ему вдруг ужасно захотелось очутиться где-то в Колорадо. Но через несколько секунд перед его мысленным взором встала ужасающая картина свершившегося когда-то. Гром! Несколько оглушительных взрывов. Дым! Стены рухнули… Крики гибнущих детей и безумные вопли молодых матерей, а масса щебня и почвы рушится на них, образовывая огромную братскую могилу.