Махди!
Эван вскочил, глубоко вздохнул и побежал к площади. Он достиг тротуара на северной стороне перед забаррикадированными магазинами.
— Женщина была права, — прошептал темнокожий, одетый по-западному араб, вглядываясь через слегка отодвинутую штору магазина, который еще двадцать два дня назад был привлекательным кафе, где продавали пирожные и фрукты. — Старый боров пробежал так близко, что я мог бы дотронуться до него. Говорю вам, я дохнуть боялся!
— Тс-с, — предостерег собеседника находящийся рядом человек, полностью одетый по-арабски. — Это американец идет. Его выдает грузная поступь.
— Его сможет выдать не только поступь. Есть кому его выдавать. Нет, не жилец он.
— Кто он? — вопросил закутанный в бурнус араб едва слышным шепотом.
— Мы не должны этого знать. Главное — он рискует ради нас своей жизнью. Слышал, что приказала женщина?
На улице появилась чья-то фигура, прошла мимо магазина, помедлила перед поворотом. Еще один смутный силуэт торопливо пробирался к воротам посольства.
Араб в западной одежде продолжал что-то высматривать сквозь щелочку.
— И тогда женщина тоже приказывала наблюдать за ними, — сказал он. — Возле порта, взяв маленькую лодку, и на дорогах — к северу и к югу. И даже здесь, где их появление менее всего ожидалось. Доберись до нее и сообщи, что маловероятное свершилось. Потом позвони парням в Калбах и сообщи, что они снимаются с наблюдения.
— Хорошо, — согласился человек в бурнусе и направился к пустому кафе, перевернутые стулья которого лежали на столах. У выхода он остановился, быстро повернулся и спросил у коллеги: — Так что же нам надо?
— Женщина скажет. Поторопись! Посмотри-ка: та чертова свинья уже делает знаки кому-то внутри. Вот куда они пробираются. Внутрь!
Азра ухватился за металлические прутья ворот, взор его обратился на небо: восток разгорался. Скоро мрак на площади рассеется резким, слепящим солнцем Маската. Рассвет наступит как взрыв. «Быстрее! Обратите же на меня внимание, вы, идиоты. Враг повсюду, он наблюдает, следит, готовый к внезапному броску, а я сейчас представляю для них ценность необыкновенную. Один из нас должен связаться с Махди. Во имя Аллаха, — молил он, — хоть кто-нибудь подойдет сюда? Я даже не могу подать голоса!»
Кажется, кто-то его заметил. Молодой человек в грязной одежде, поколебавшись, отошел от группы из пяти человек, посмотрел на еще сумрачный, но уже светлеющий небосвод и стал вглядываться в фигуру, стоящую слева от ворот. Подойдя ближе, он перешел на быстрый шаг, на его лице появилось изумление.
— Азра! — воскликнул он. — Это ты?!
— Спокойно! — прошептал Голубой, прижимая обе руки к ограде.
Подросток был одним из дюжины новобранцев, которых он учил, как обращаться с оружием. Насколько ему помнилось, этот юнец не блистал умом.
— Говорили, тебя направили с секретной миссией, назначение настолько святое, что мы вознесли хвалу Аллаху.
— Меня захватили в плен.
— Слава Аллаху!
— За что слава?
— За то, что ты убил пленивших тебя неверных! Если бы ты не убил их, то оказался бы в руках Аллаха!
— Я сбежал.
— Не убив неверных? — с грустью в голосе поинтересовался юнец.
— Они все мертвы, — отрезал Голубой с раздражением. — Теперь послушай…
— Восхвалим же Аллаха!
— Оставь в покое Аллаха и выслушай меня. Я должен войти внутрь и как можно быстрее. Сходи за Ятим или Ахбиядом; беги, словно от этого зависит твоя жизнь.
— Моя жизнь — ничто.
— Моя тоже, черт бы тебя взял. Пусть кто-нибудь вернется сюда с инструкциями. Бегом!
Голубой ждал, и после каждого взгляда на небо сердце его колотилось так, что отзывалось громом в груди и биением в висках. Скоро, очень скоро солнце могло осветить этот маленький клочок земли — и тогда конец; и он уже не сможет отомстить негодяям, поломавшим его жизнь, испоганившим детство, оборвавшим жизнь родителей орудийным огнем, санкционированным израильскими убийцами.