Через несколько минут на тротуаре появились странный американец и Энтони Мак-Дональд. «Что-то тут не так!» — мгновенно подумала Калехла. Тони вел себя весьма странно. В каждом движении его огромного тела чувствовалось беспокойство, глаза чуть не выскакивали из орбит, выражение лица постоянно менялось, как у пьяницы, умоляющего проявить к нему уважение. Все это как-то не вязалось с образом опытного агента мирового уровня, который должен превосходно владеть собой в самой сложной ситуации. Нет, что-то было не так!
И вот это случилось! Когда такси стало подъезжать к тротуару, Мак-Дональд вдруг своим огромным туловищем толкнул американца на проезжую часть улицы прямо под колеса такси. Упавшее на капот автомобиля тело Кендрика отскочило от него и было подброшено вверх навстречу потоку транспорта. Пронзительно завизжали тормоза, раздались громкие сигналы, и конгрессмен с Девятого округа Колорадо налетел прямо на «дворники» небольшого японского седана. «Боже милостивый, он погиб», — подумала Калехла, выбегая на тротуар. Но нет… Вот американец шевельнул руками и попытался приподняться, однако тут же потерял сознание.
Калехла ринулась к автомобилю, пробираясь сквозь толпу полицейских и секретных агентов полиции Бахрейна, которые сбежались на место происшествия. Нанеся точный удар в селезенку мужчине, который преграждал ей путь, она прикрыла своим телом бившегося в судорогах Кендрика. Затем вынула револьвер из летной куртки и приставила его к голове человека в форме, который стоял к ней ближе всех.
— Меня зовут Калехла, — сказала она ему. — Это все, что вам нужно знать. Этот человек — мой, и я заберу его с собой. Скажите пароль и помогите нам выбраться, а не то я вас убью.
Максимальная надежность.
Защита от перехвата обеспечена.
Продолжайте.
Вбежавший в потайную комнату человек был настолько встревожен, что, сильно хлопнув дверью, чуть не упал в темноте, когда направлялся к своему оборудованию. Дрожащими руками он включил прибор.
«Что-то произошло! Прорыв или провал, охотник или преследуемый. В последнем донесении сообщалось о Бахрейне, но без каких-либо подробностей. Было сказано, что субъект был чрезвычайно взволнован и требовал, чтобы его немедленно отправили туда самолетом. Конечно же, это наводит на мысль, что он либо сбежал из посольства при помощи какой-то уловки, либо вообще никогда там не был. Но почему Бахрейн? Вся информация была чрезвычайно неполной, как будто тень субъекта намеренно скрывала все события в своих интересах — что весьма вероятно, учитывая все, что произошло за последние два года: и получение членами Конгресса повесток с вызовом в суд, и наличие различных специальных обвинителей.
Что случилось? Что происходит сейчас? Мои приборы жаждут информации, а я не могу дать им ничего! Выступать в качестве посредника — это лишь выдавать энциклопедические исторические данные, давно дополненные и модернизованные фотосканированием. Иногда я думаю, что меня подводят мои собственные способности, позволяющие чувствовать факторы и уравнения вне нашего поля зрения.
И все же он именно тот человек! Мои приборы указывают на это, а я им доверяю».
13
Эван попытался сорвать стягивающую левое плечо повязку, как вдруг почувствовал острую боль в верхней части груди, а также резкий запах антисептика. Он открыл глаза и с удивлением обнаружил, что сидит в кровати, опираясь спиной на подушки. Он находился в женской спальне. Слева от него был туалетный столик, возле которого у стены стоял низкий стул с золотой окантовкой. Перед большим трюмо находилась уйма жидких косметических средств и духов в маленьких витиеватых бутылочках. Сбоку от стола — высокие стрельчатые окна. Ниспадавшие каскадом портьеры персикового цвета из просвечивающегося материала просто-таки кричали, как, впрочем, и вся остальная мебель в стиле рококо, о слишком высоком гонораре архитектора, занимавшегося интерьером. Перед окном в конце комнаты стоял атласный шезлонг, за ним небольшой телефонный столик из розового мрамора с подставкой для журналов. Стена перед кроватью состояла из длинного ряда зеркальных стенных шкафов. Справа от Эвана за столом, который был у кровати, стоял письменный стол цвета слоновой кости с еще одним стулом с золотой окантовкой. А еще там был самый длинный комод, который ему когда-либо доводилось видеть. Он был покрыт лаком персикового цвета — peche, как утверждал бы Менни Уэйнграсс, — и тянулся вдоль всей стены. На полу был мягкий толстый белый ковер, ворс которого, казалось, был способен промассажировать босые ноги любого шагавшего по нему человека, если бы он осмелился это сделать. Единственно, чего не хватало, так это зеркала над кроватью.