рано или поздно это сделает, и поэтому тоже молчал. Пользуясь минутой безделья, я с блаженством вдыхал аромат безмятежности…
— Ну, как тебе здесь? — спросил Ленин.
— Да ничего, нормально.
— Построение ты пропустишь, уж извини.
— Да ничего, — лениво махнул я рукой и тут же осекся. Но Ленин не обратил на мои вольности внимания.
— Там сейчас проформа, — сказал он, указав на площадку, — а нам с тобой о деле надо поговорить.
Он опять принялся шагать взад-вперед. Через пять минут меня начинало подмывать спросить его: что тебе надо, дорогой человек? Но я благоразумно прихлопнул себе рот. С площадки грянуло: «Здав-жел-тов-полков-ник!!!» — и рассеялось эхом над микрорайоном.
— Хорошо! — вдруг сказал Ленин и резко ко мне развернулся. — Меня зовут Владимир Алексеевич Резвых. Я полковник ФСБ, работаю в Москве, 39 лет, женат, двое детей…
— Круто, — успел промямлить я, как он достал из внутреннего кармана пиджака сложенную бумагу и протянул мне.
— Читай! — сказал он.
Я взял бумагу и развернул. Это был длинный кусок факса, оборванный сверху и снизу. С левой стороны листа на всю длину шел столбец с именами, с правой стороны — цифры.
— Что читать-то? — не понял я.
— Читай! — требовательно повторил он. Я вгляделся в нечеткие буквы факса. Иванычев Михаил Петрович. Иванычев Михаил Федорович.
Иванычев Петр Алексеевич… — и дальше вниз туча имен.
Бредятина какая-то… Будто телефонный справочник. Справа цифры столбиком: 0,09348 0,38116, 0,13087, 0,29245… - и то же до конца факса — все цифры и цифры. Но не телефоны.
Я поднял глаза на полковника. Он стоял прямо передо мной, сложив руки за спиной. Гипнотизировал.
Ладно, посмотрим, что это за хрень. С обратной стороны бумаги ничего написано не было, и я продолжил читать список.
Ивашкевич Юрий Никитич.
Ивашкевич Юрий Степанович.
Так, а где же я? Ну-ка, ну-ка…
Ивашов Вячеслав Константинович… Еще ниже…
Ивашов Григорий Антонович.
Ивашов Григорий Аркадьевич.
Еще один Ивашов Григорий Аркадьевич.
Ивашов Григорий Арсенович… — О! А вот и я! Единственный и неповторимый.
Обрадованный, я снова посмотрел на фээсбэшника. Он ждал.
Так! Еще остаются цифры. Цифры, цифры…
0,43173
0,07240
0,27991
Будь я проклят! Это же коэффициент полезности! Мама родная! Вот так номер! Правда, точность тут была не двадцать знаков после запятой, а всего пять. Но, судя по всему, это была выборка. Возможно, выборка на наш город. Уж в масштабах России должен был существовать еще хотя бы один Ивашов Григорий Арсенович, а в списке я был один! Да и в целом маловато в списке повторов. Значит, точно выборка на город. Факс, где прописано, кто на что годен. По таким спискам они людей и сортировали. М-да… Я было задумался, но тут же спохватился. Так, а у меня-то какой коэффициентик? Надо быстрей глянуть, пока полковник бумажку не отобрал. За такую бумажку, попади она в нужные руки, и голову оторвать могут… Фамилии и цифры были на разных сторонах бумаги, и я на коленке согнул листок прямо под своей фамилией. Так… «1,00000» Что это за фигня?
Я согнул факс еще и над своей фамилией, но все было точно. «1,00000».
— Единица! — пробормотал я. У меня «единица». Максимум! Как так? Это что же получается… Новая мысль поразила меня, и я развернул факс на всю длину.
0,17984 0,46442 0,00451 0,08299
Это что же такое? Мысли мои застопорились. Я потер лоб, но это не помогло.
— Что же это получается? — прошептал я в недоумении.
— Это получается, — подал голос полковник. — Что материализация математического принципа вероятностей, более того, — он поднял палец, подчеркивая важность того, что он сейчас скажет, — материализация разумная признала тебя не просто полезным и нужным для привлечения в силы защиты от Красных Зед, а абсолютно необходимым для этого. Абсолютно. По сравнению с остальными ты просто вне конкуренции.
— Что же мне делать? — тупо спросил я.
Он внимательно изучал меня, буравил проницательными глазками и покачивался с пятки на носок.
— Получается, — сказал я, — что в этом списке я торчу, как забинтованный палец на площади.
Мне хотелось, чтобы он мне ответил, разъяснил ситуацию, но проклятый фээсбэшник молчал. Я стал думать. «Абсолютно необходим для защиты от Красных Зед». Как это так? Этого не может быть! В масштабах задуманного противостояния я был не просто песчинкой — я был микроном, молекулой. С каких это пор молекулы управляют миром?
— Слушайте, Владимир Алексеич, так ведь это опечатка!
— Нет, — ответил он.
— Да что нет! — возмутился я. — Конечно, опечатка! Столько народу надо было обработать! У них там где-то переклинило — и единица выскочила. Может, у меня вообще нули во всех разрядах — вот машину и замкнуло…
— Их уровень не допускает таких ошибок, это тебе не компьютеры и не «слепой десятипальцевый метод набора», как у нас.
Черт возьми! Тогда я ничего не понимаю!
— Ну так скажите мне наконец, что это значит! — бросил я полковнику. — Что жилы тянуть? Единица! Я что, должен всех Красных Зед убить?
— Да мы и сами не очень представляем, что это значит, — просто ответил он.
Внезапно повернувшись, он сел на лавочку рядом со мной.
— Представь, — начал он. — Мы получаем списки коэффициента на всех жителей страны. Начинаем их обрабатывать. Среднее значение, для твоего сведения, — 0,26997. Сначала никто и внимания не обратил. Но потом замечаем — что это за единица у нас скачет! Все нули, нули, а тут — единица. Удивительно! — Он искренне пожал плечами. Потер гладковыбритую щеку.
Я подумал, что теперь мне легкая жизнь не светит. Теперь мне с моей «единицей» быть под лупой, это точно. ФСБ зацепила на крючок, и теперь я прозрачен, аки младенец перед господом.
— Сколько нас вышло таких? — спросил я. — На каждый город по одному герою? Или в Москве человек пять? А в Питере двое-трое?
Полковник поджал губы, помолчал и негромко промолвил:
— Ты один.
Несколько секунд я смотрел на него, а потом вскочил и нервно огляделся по сторонам. Кругом было тихо, спокойно. Заметно стемнело. Было слышно, как за металлическим забором галдят о чем-то ребятишки. Тонкие верхушки берез медленно шелестели под вечерним ветром.
Фээсбэшник тихо сидел на скамейке, поджав ноги. Полные ладони обхватывали край лавочки. Взгляд это
го разумного и спокойного человека был внимателен и спокоен. Внутри меня все дрожало.
— Ну, — промолвил он. — Ты сядь. Сядь! — повторил он чуть жестче.
Я сел обратно, но успокоиться не мог.
— Что вы хотите со мной сделать? — проговорил я сквозь зубы. Язык плохо слушался, и я боялся выдать бившую меня дрожь.
— Ничего. — Он пожал плечами.
— Как это так?
— Да вот так! — Он округлил глаза. — Что с тобой прикажешь делать? Убить тебя? Запретить лететь тебе в космос? А если и вправду от тебя зависит судьба всей операции? Контролировать тебя? А если мы тебе как-то помешаем и опять же — провалим всю операцию? Что мы можем с тобой сделать?
— А в других странах? — спросил я. — Там есть такие?
Он поднял вверх указательный палец.
— А вот это, Григорий Арсенович, один из самых интересных вопросов! — проникновенно сказал он. — Пока что наличие еще кого-либо с таким коэффициентом нами не выявлено. Мы работаем в этом направлении. Списки приходили в каждую страну лично главе государства. В случае спорных и неопределенных по статусу территорий список высылался главе ООН.
Да, подумал я, инопланетяне работали идеально.
— Нам удалось, — не без некоторого самодовольства продолжал Владимир Алексеич, — заполучить списки нескольких стран. Однако с самыми интересными для нас государствами еще предстоит серьезно поработать… Впрочем, нужно будет собрать полную информацию обо всех жителях планеты, так что работа еще предстоит немаленькая… Единица могла выскочить в любом месте. Или же выясним, что ты один у нас такой на всей Земле.