— Ну куда ты, парень, куда! — начал он приговаривать. — Сядь-ка, отойди… Сейчас полегчает… — Он усадил Димку обратно на землю.
Из цилиндра вышел Пал Палыч. Нахмурившись, он потирал рукой морщинистый лоб. Схватился за нагрудный карман рубахи, что-то нащупал там, успокоился. Увидел нас.
— Что это вы тут делаете? — спросил он.
— О, Палыч у нас в форме, — заметил Констан
тин. — Повезло! Вон, гляди, Палыч, до чего учеба доводит! Никак отойти не могут. Я сам еле очухался! Палыч поглядел на сидящих.
— Да я сам чуть мозгов не лишился, — сказал он. — Так он меня прижарил крепко! Как же думаю так? Одно, другое — будто в уши мне масло заливают. Голова чуть не лопнула!
— А я вообще отрубился, когда меня учили, — сказал я, — даже не помню, как было… Так, видения какие-то…
— Тебе повезло! — позавидовал Пал Палыч. — Меня там чуть кондратий не хватил! Будто на живом аппендицит вырезают.
— Кем вас определили? — поинтересовался я.
— Да дрессировщик я, — скромно ответил Пал Палыч.
— Кто-о? — воскликнули мы втроем разом.
— За собачками меня поставили, — пояснил Пал Палыч. — Ну кэссы эти, лупоглазые. Из них из всех, бедняжек, пилотов сделали, каждому по истребителю дадут. А я на их станции типа главного по хозчасти: за кораблями следить, за порядком, хозяйство поддерживать.
— Точно! — Я тут же вспомнил. — Кэссы — истребители. Все. Их даже на эту планету не привезут. Они сейчас на Дайгоне, всем скопом обучаются. Летать они и так умеют, их просто подучат малость, как снаряды на Красных Зед скидывать. Для них даже корабли специальные сделали — там их микроклимат, атмосфера. Пятнадцать станций будет с кэссами, одна в Эйране, плюс пять на подходе к нему, еще одна около пылевого облака, три станции…
— Парень, парень! Стоп! Хватит! — Константин замахал руками. — Ты осатанел, что ли? Похоже, тебя тоже под завязку загрузили! Так и сыпешь!
Я потер лоб. Информация всплыла сама по себе, я очень хорошо ее помнил, будто лично все это делал: и корабли для кэссов строил, и станции оборудовал. Образы возникали четкие, ясные.
— Да, блин, — пробормотал я. — Загрузили…
— Ты кто хоть? — спросил Гэндальф.
— Я координатор!
— Сильно! — заметил Константин. — Ну давай, если что, ты нас координируй. А я вот истребитель, мать его! Так что буду, Палыч, вместе с твоими собачонками Красных Зед гасить. Дело нехитрое, но опасное: в определенной близости от этих тварей скидываешь спецснаряд с термоядом. Тварь оказывается в зоне мощного гравитационного притяжения, притягивается — бах! — нету твари. Главное, точно сбросить и быстро ноги оттуда унести.
— Кру-у-уто! — завистливо проговорил Гэндальф. — Я тоже в истребители просился. — (Не один я, значит, фантастических фильмов насмотрелся). — Не взяли…
— А кем взяли? — спросил Пал Палыч.
— Я контр-адмирал Третьей станции, — просто сказал Гэндальф. — Та самая, — он обернулся ко мне, — возле пылевого облака.
— Адмирал? — удивился Константин. — Ну… Дела!
— А я на сто десятой буду, — сказал Пал Палыч. — Мы Дельту-5 прикрываем.
— Мужики, — сказал Константин. — Я просто охреневаю от всего этого. Такого даже в театре не увидишь, честно вам говорю!
3
— Дорогие друзья! Отважные защитники нашей Родины! Мужья, братья, сыновья! Мы собрались сегодня здесь, на Васильевском спуске, чтобы передать вам слова поддержки, чтобы показать, что мы все помним о вас, надеемся на вас и верим в вашу победу. Несмотря на огромное расстояние, которое нас разделяет, я хочу, чтобы вы знали — вся страна следит сейчас за тем, что у вас происходит. Новости о вас — самые главные, самые важные новости. С другой стороны, хочу сказать, что все силы страны сейчас брошены на поддержание порядка и стабильности. Не сомневайтесь — ваши родные и близкие в полной безопасности, и единственное, что может их тревожить, — это ваша судьба. Мы уверены, что вы достойны будете защищать нашу родину, да и всю планету, от нависшей над нами опасности…
Голубая стена ангара светилась большим, изгибающимся вверх по круглой стене экраном. Метров через двести на стене светился такой же экран, потом еще один и еще… Высыпав из казармы в теплую ночь, мы все смотрели послание с Земли. Наверное, дальше, там, где располагались иностранные войска, им показывали что-то свое. А здесь, на теряющемся вдали многоэкранном огромном телевизоре, шла одна и та же программа — концерт на Васильевском спуске в честь российских космических войск, в честь нас. И президент, стоя на сцене под светом прожекторов, обращался прямо к нам.
— …Будьте достойными сыновьями наших славных воинов и полководцев: Александра Невского, Суворова, Кутузова, всех тех, кто отдал свои жизни в годы Великой Отечественной войны, всех тех, кто погиб, защищая свободу, независимость России и жизни мирных граждан в наши дни… Помните, мы — с вами! — И он поднял руку со сжатым кулаком.
Многотысячная толпа на площади закричала и зашумела, вверх взметнулись руки со сжатыми кулаками, и нестройный, но мощный хор девчоночьих голосов кричал: «Мы-с-вами! Мы-с-вами!» Прожекторы плавали над живым людским полем, теряясь в свете ярких огней вечерней Москвы. Уже звучала гитара, и пел голос, с далекой-далекой, но вдруг такой близкой родины: «…Серыми тучами небо затянуто, нервы гитарной струною натянуты…»
Я растянулся на теплой брусчатке, положив руки за голову. Последняя наша ночь перед вылетом на боевые посты. Признаться, мне совсем не хотелось покидать эту планету. Дело было не в страхе из-за ожидавшей всех битвы. Чувствовалось волнение, как перед очень важным делом, от которого много зависит в твоей жизни, но самого страха не было. Да и откуда ему было взяться? Слово «война» по-прежнему ассоциировалось у меня в голове только с войной против фашистов, с фильмами, с песнями… Это было что-то очень далекое, очень важное, но, по сути, совсем незнакомое.
А с планеты не хотелось улетать потому, что уж очень мне здесь понравилось. Я бы с удовольствием пожил здесь с месяцок. Побродил по окрестностям, дошел бы до границ каменной площади — а что там? Возможно, остались еще какие-нибудь сооружения древней цивилизации. Да и просто здесь было очень красиво. Сейчас, когда наконец наступила настоящая ночь, и белый шарик солнца скрылся за горизонтом, на огромном куполе неба, наверное, раза в три большем, чем на Земле, зажглись звезды, бесконечно много звезд. Да еще в придачу, словно рассыпанные детские игрушки, по всему небу были разбросаны цветные пятнышки лун: красные, желтые, голубые, маленькие и побольше, круглые, как мячики, и сверкающие серпом…
— Любуешься? — спросил Санча, садясь рядом.
— Красота! — подтвердил я. — Что, Санча, давай вернемся сюда после войны, поставим палатку, поизучаем местные руины.
— Да кто ж тебя пустит! — удивился Санча.
— Это вы про что? — спросил подошедший Дэн. Покряхтев, он растянулся рядом со мной. Поправил очки и тоже уставился в небо.
— Да вот, — объяснил я ему, — предлагаю Санче потом вернуться сюда, пожить в палатке, поизучать местные достопримечательности…
— Во! — тут же сказал Дэн. — Это тема! Первым делом надо будет на скалу залезть, возьмем с собой снаряжение, веревки…
Санча фыркнул:
— Давно ли ты альпинистом стал?
— А что, — Дэн и глазом не моргнул, — можно и альпинистом. Здесь, по крайней мере, интересно. На Земле давным-давно все облазили, а тут мы будем первооткрывателями.
— Эх, — вздохнул Санча, — что толку мечтать, бесполезно… Вернут нас обратно на Землю — и конец. Потом будем всю жизнь вспоминать да фотки у Гришки с сотика рассматривать…
— А может, и правда, сбежать потом? — промолвил Дэн. — Когда победим этих Красных Зед, рвануть куда-нибудь. Главное, от истантов смыться, чтоб не нашли.
— Слушайте, пацаны, — сказал вдруг Санча. — А давайте сходим, поговорим с ними?
— С кем? — не понял я.
— С истантами.
Дэн даже приподнялся.
— Это как? — спросил он. — Ты хочешь попроситься, чтоб нас в космосе потом оставили?