Выйдя на проспект, остановился на перекрестке, ожидая, когда загорится зеленый свет светофора. Вот вспыхнул желтый, за ним зеленый, — а я стоял и не двигался, пораженный.
По проспекту разливалась безмятежность и тихое спокойствие. Царили точно такие же, как во дворах, покой и умиротворение. И это под конец рабочего дня в будни! Даже в самые жаркие выходные, когда полгорода уезжало купаться, а вторая половина собирала клубнику в садах, проспект шумел довольно оживленным движением, не говоря об обычных днях, когда здесь творилось черт знает что. Я огляделся: в обе стороны вдаль простиралась практически пустая улица, буквально с пяток машин — и все. На перекрестке, где я стоял, затормозила «девятка», да с противоположной стороны аллеи стоял «уазик». И народу тоже не было: две тетки переходили дорогу на зеленый, чуть вдали кучковалось человек пять возле магазина «Ткани», две мамаши катили коляски по аллее. Город вымер.
Я припомнил недавнюю поездку на такси. Похоже, и тогда улицы были пусты, просто я не обратил на это внимания, погруженный в свои заботы. Таксист, как я сейчас вспомнил, выглядел мрачнее тучи и не сказал мне ни слова — молча выслушал, куда ехать, так же молча забрал деньги и помог доставать из багажника вещи.
Вот тебе и мобилизация. Тут дела не шуточные. Похоже, все мужики сейчас в военкоматах, а женщины… Я пригляделся к толпе, что стояла у магазина. Тетки, которых там было уже человек восемь, махали руками и ругались с кем-то, кто высовывался из дверей магазина. Спустя какое-то время двери захлопнулась, но тетки и не думали расходиться и что-то очень оживленно обсуждали.
И мне вдруг стало тревожно за Катьку. Когда я перевозил вещи, дома она отсутствовала, и Тоха, естественно, тоже. Я схватил сумку за ручки, чтоб было удобнее, и побежал прямо на красный, благо давить меня было некому. Забежав в квартиру, я облегченно вздохнул — Катька дома. Нервно бегая по кухне, она пыталась кормить Тоху. Тоха, видя, что его маму подбрасывает буквально на ходу, разнервничался и есть категорически отказывался.
— Привет! — крикнул я Катьке. Она даже не посмотрела на меня и снова попыталась засунуть в Тоху ложку. Тоха сжал зубы, а потом и вовсе разревелся что есть мочи.
Скинув обувь, я зашел на кухню.
— Отставить суету! — приказал я. Тоха поднял на меня заплаканные глазищи, полные надежды. Я вытащил его из стула и посадил себе на руки. Он тут же затих и присмирел.
— Что у вас тут происходит, а? — спросил я.
Катька, которую я сбил с ее ажиотажного настроения, стояла с ложкой каши в руках и не знала, что делать. Глаза ее выражали отчаяние.
— У тебя деньги есть? — вдруг спросила она.
— Допустим, есть, — ответил я спокойно.
— Дай! — сказала она.
— Сколько? — Я не повел и бровью.
Она замялась и принялась что-то считать в уме. Потом сбилась.
— Я не знаю! — крикнула она. — Много! Ну не очень много, — тут же поправилась она. — Надо еды купить. И одежды. Ты пока с Тохой посиди, а я поеду… Я вон уже закупилась. — Она показала на стол, и я заметил, что весь стол и даже пол под столом завален мешочками с гречкой, горохом, пшеном и прочими припасами.
— Неплохо! — констатировал я.
— Ладно, давай. — Катька пришла в себя. Отбросила ложку, принялась складывать сумки, брошенные на пол. — Сиди с Тохой, я поехала. Ксюха… помнишь Ксюху? Она на оптовом складе бухгалтером работает. Там все есть… пока. Надо туда. Но быстро. — Катька схватила Тохину тарелку и стала счищать ее содержимое в ведро. — Ты посиди с ним, я скоро. — Бросив тарелку в раковину, она метнулась в прихожую.
— Стоять! — крикнул я. Катька в испуге оглянулась на меня. — Иди сюда, — позвал я ее. Она медленно подошла. — Держи! — я осторожно передал ей Тоху. Тоха с любопытством наблюдал за всем происходящим. Перебравшись на мамины руки, он деловито вложил большой палец в рот и ждал продолжения действа.
— Садись! — Я усадил Катьку на стул. — Слушай меня, Катерина Арсеновна, — начал я. — Никуда ты не поедешь. Ты сейчас успокоишься, сходишь умоешься… Выпьешь чаю. Потом не спеша накормишь вот этого человечка. — Я достал Тохин палец изо рта. — А то он скоро самого себя слопает. Поняла? Я съезжу и куплю все, что надо, хорошо?
Катька долго не могла понять, но в конце концов кивнула.
— Еда, одежда, спички, лампочки, свечи, мыло… — начал перечислять я. — Что еще?
— Обувь!
— Так, хорошо…
— Тохе все на вырост.
— Понятно, — кивнул я. — Адрес давай!
Она сказала адрес, сказала, как найти Ксюху, и я отчалил.
Первой мыслью было опять вызвать такси. Но я подумал, что склад большой, а такси маленькое. Решил вернуться домой, в старых газетах отыскать объявления о грузоперевозках, но передумал. Поднявшись на восьмой этаж, я позвонил в квартиру с черной металлической дверью. Мужик лет сорока пяти, чей «Фольксваген-траспотер» вечно давил газоны у нас под окнами, открыл сразу же.
— Что надо? — хмуро спросил он, жуя на ходу палку колбасы и, похоже, собираясь выходить.
— Нужна машина, — так же не здороваясь быстро сказал я.
— Занято! — бросил он и с силой захлопнул дверь. Я подставил ногу. Глядя прямо ему в глаза, которые моментально налились кровью, я произнес волшебную фразу:
— Я место знаю.
Только в девять вечера я наконец сбросил с себя потную одежду и минут пятнадцать стоял под душем, смывая все впечатления этого дикого и несуразного дня. Вместе с расслаблением на плечи начинала давить усталость, и я чуть не заснул прямо в ванне. Когда я выбрался оттуда, меня ждал приготовленный Катькой ужин. Катька была довольная — и ужин получился на славу.
Наша квартира теперь была укомплектована не хуже правительственных бункеров на случай ядерной войны. Запасов еды, по моим меркам, хватило бы лет на сто, об одежде ближайшее десятилетие тоже можно не беспокоиться. Но это по моим расчетам. По расчетам Катьки выходило, что у нас сейчас «есть на чем продержаться». Мы немного поспорили насчет того, насколько все это нужно. Я понимаю, что все женщины при слове «война» реагируют одинаково и предсказуемо. Но, во-первых, войны как таковой не было. Ввели «военное положение», и, как я понимал, лишь затем, чтобы обеспечить порядок на время проведения операции. И во-вторых, я не думал, что правительство допустило бы хоть малейшее наступление голода. Да, возможно, будут некоторые ограничения, но во введение каких-либо продуктовых карточек или талонов я не верил, как ни старалась Катька переубедить меня.
Ладно, теперь мы имели стратегический запас на год. Я даже взял на одном из складов масляный обогреватель. А Жора — владелец фургона — взял их себе три, уж не знаю зачем. Но, кстати, если бы не он, то запасов я бы привез намного меньше. На складе, где работала Ксюха — Катькина подружка со школьных времен, — было не так уж много всего, за исключением разве что продуктов. Но попав в складскую зону, мы с Жорой решили так просто отсюда не уезжать и устроили рейд по всем ангарам, что здесь располагались. Если бы не умение Жоры договариваться с людьми, во многие места нас бы просто не пустили. Несколько часов мы с ним затоваривались, а потом еще час помогали друг другу перетаскивать добро из машины по квартирам.
Поужинав, я почувствовал, что глаза засыпают сами по себе, абсолютно не воспринимая сигналы мозга. Но мне хотелось еще посмотреть телевизор, узнать, что делается в стране. Плюхнувшись на диван, я отыскал пульт. Тут у меня запел сотик. Звонил Дэн. Он несколько раз звонил мне, когда мы затоваривались на складе, но там было некогда, и я не отвечал.
— Да? — пробурчал я.
— Гришка?
— Привет, Даниссимо! — зевнул я в трубку.
— Ты где пропадаешь? — спросил Дэн. — Слушай… Тут такие пироги… — Он замялся.
— Это ты где пропадаешь? — удивился я. — Ты куда делся в военкомате? Я не мог тебя дождаться.