Срок моей службы у мистера Эдварда Коуви заканчивался на Рождество 1833 года. Дни между Рождеством и Новым годом считались праздниками, и поэтому с нас не требовали большего, чем задать корм или убрать за скотом. Это время принадлежало нам и было как бы передышкой от хозяев, и потому мы пользовались и распоряжались им так, как нам нравилось. Те из нас, у кого были неподалеку семьи, склонялись к тому, чтобы проводить все шесть дней в их кругу. Это время, однако, проводилось по-разному. Степенные, рассудительные и трудолюбивые из нас занимались тем, что изготавливали кукурузные веники, циновки, хомуты и корзинки; другие же охотились на опоссумов, зайцев и енотов. Но большинство из нас развлекались игрой в мяч, борьбой, бегом наперегонки, просто слонялись от безделья, танцевали и пили виски; и последнее лучше всего отвечало желаниям наших хозяев. Раб, старавшийся работать в праздники, признавался хозяевами как едва ли заслуживающий их. На него смотрели как на того, кто отказывал в благосклонности своему хозяину. Считалось позором не выпить в Рождество; и в том видели ленивца, кто не запасался виски на год вперед, до следующего Рождества.
Зная воздействие этих праздников на раба, я считаю их одним из самых эффективных средств в руках рабовладельца, для того чтобы подавить дух мятежа. Я не имею ни малейшего сомнения в том, что, если бы рабовладельцы отказались от этой практики, среди рабов немедленно возник бы бунт. Эти праздники служат громоотводами или отдушинами, поглощающими мятежный дух порабощенной человеческой природы. Праздники доводят раба до дичайшего безумства; и горе тому рабовладельцу, который осмеливается перенести их на день или вообще препятствовать действию этих громоотводов! Я предупреждаю его, что в этом случае разбушевавшийся дух будет более страшен, чем самое ужасное землетрясение.
Праздники составляют неотъемлемую часть грубого обмана, несправедливости и бесчеловечности рабства. Внешне они напоминают собой обычай, основанный на щедрости рабовладельцев; но я ручаюсь, говоря, что это результат эгоизма и один из грубейших обманов, совершаемых над угнетенным рабом.
Они не заставляют рабов трудиться в это время, но не потому, что им самим это не нравится, а зная, что небезопасно лишить их отдыха в праздники. На самом деле рабовладельцам нравилось такое времяпровождение рабов, чтобы заставить их радоваться как началу, так и окончанию праздников. Их целью, как мне кажется, было внушить своим рабам отвращение к свободе, ввергая их в отвратительнейшую пучину беспутства. Например, рабовладельцам не только нравится видеть раба напивающимся на радостях, но они еще будут строить различные планы, как напоить его. Один такой план сводился к тому, чтобы заключать на своих рабов пари, кто из них сможет больше выпить виски, не пьянея; и в этом отношении они добивались того, что все рабы напивались до умопомрачения. Таким образом, когда раб заговаривает о свободе как о некоей добродетели, коварный рабовладелец, пользуясь его невежеством, навязывает ему ужасный порок, замаскированный под свободу. Большинство из нас привыкло напиваться, и результатом было как раз то, что и предполагалось: многие склонялись к мысли, что между свободой и рабством почти нет разницы. Мы чувствовали, и даже очень хорошо, что находимся в той же рабской зависимости как от рома, так и от хозяина. Итак, когда праздники заканчивались, мы, вывалявшись в грязи и пошатываясь, поднимались, долго переводили дух и шли строем в поле – испытывая в большей степени радость оттого, что уходим от обмана, именуемого свободой, назад, в объятия рабства. Я уже говорил, что этот способ является частью в целом мошеннической и бесчеловечной системы рабства. Так оно и есть. Обычай, принятый здесь с целью отвратить раба от свободы и позволявший ему злоупотреблять ею, распространялся на многие вещи. Например, раб охоч до патоки, он крадет ее. Во многих случаях его хозяин, выезжая в город, закупает ее больше, чем нужно; возвращаясь, он берет хлыст и приказывает рабу есть патоку до тех пор, пока бедняге не становится плохо лишь от одного упоминания о ней. Тот же метод иногда применяется, чтобы отучить рабов просить сверх того, что ему обычно дают. Раб съедает свой паек, но обращается за добавкой. Хозяин взбешен; но, не желая прогонять его, не накормив, он дает больше, чем необходимо, заставляя съесть все сразу. Если же раб жалуется, что ему это не по силам, его оставляют ни сытым, ни голодным и наказывают за неумеренность желаний. Я знаю множество ситуаций такого рода, виденных мною лично, но думаю, что причины, на которые я сослался, достаточны. Сама практика носит общий характер.