Находясь в тюрьме, мы нашли, что оказались в более лучших условиях, чем ожидали, когда направлялись туда. Мы не старались много есть, хотя еда была отменная, но в камере было просторно и чисто, а в окна мы могли видеть, что происходило на улице, что было гораздо лучше, чем если бы нас поместили в темные, сырые камеры. В целом мы устроились очень хорошо, так как о содержании в тюрьме заботились.
Вопреки всем нашим ожиданиям, сразу после того, как наступили выходные, мистер Гамильтон и мистер Фриленд приехали в Истон, забрали из тюрьмы Чарльза, а также Генри и Джона и повезли их домой, оставив меня одного. Сам себе я признался, что это конец. Это причинило мне боль большую, чем все, что случилось. Я был готов к чему угодно, кроме разделения. Я догадывался, что они, посовещавшись между собой, что, поскольку я был подстрекателем к бегству и было бы жестоко заставлять невиновного страдать вместе с виновным, решили, таким образом, забрать всех троих домой, а меня продать в назидание остальным рабам. Следует отдать должное благородному Генри, сказав, что он, кажется, так же упорно не хотел покидать тюрьму, как и идти в нее, оставляя дом. Но мы знали, что, по всей вероятности, нас бы разделили, если бы стали продавать, и, попав в их руки, он не стал сопротивляться.
Мне оставалось только погибнуть. Я был совершенно один и в стенах каменной тюрьмы. Еще за несколько дней до этого я был полон надежды. Я думал, что окажусь в безопасности на земле свободы, а сейчас меня охватило уныние, погрузив в крайнее отчаяние. Я думал, что возможность свободы исчезла. В таком состоянии я пробыл около недели, в конце которой появился мой хозяин, капитан Оулд, и забрал меня, намереваясь послать с одним своим знакомым джентльменом в Алабаму.
Не знаю, по какой причине, но он не послал меня в Алабаму, а решил отправить обратно, в Балтимор, снова к своему брату Хью, чтобы обучаться торговле. Таким образом, после трех лет и одного месяца отсутствия мне позволили еще раз вернуться в старый дом в Балтиморе. Мой хозяин послал меня потому, что община была настроена враждебно и он опасался, что меня могут убить.
В считаные недели после того, как я приехал в Балтимор, масса Хью отдал меня внаем мистеру Уильяму Гарднеру, набирающему силу кораблестроителю, на Феллс-Пойнт. Меня направили на верфь обучаться ремеслу конопатчика. Однако оказалось, что для подобной цели это место не годится. Той весной мистер Гарднер был привлечен к строительству двух больших военных бригов, очевидно, для мексиканского правительства[18]. Судна должны были быть спущены на воду к июлю того же года, и в случае просрочки мистер Гарднер мог потерять значительную сумму, так что, когда я очутился там, все было охвачено суетой. Времени для обучения здесь не было. Каждый делал то, что он умел. В мои обязанности на верфи входило делать все, что ни приказывали мне плотники. Это всецело ставило меня в распоряжение почти 75 человек. И каждый из них был для меня как хозяин. Их слово было для меня законом. Положение мое было тяжелейшим. Временами я нуждался чуть ли не в дюжине пар рук. В одну и ту же минуту меня окликали со всех сторон. В одно и то же мгновение в моих ушах звучало три или четыре голоса. То и дело слышалось: «Фред, помоги мне наклонить сюда этот шпангоут». – «Фред, отнеси этот шпангоут вон туда». – «Фред, принеси сюда вон тот роульс». – «Фред, сходи-ка набери бидон свежей воды». – «Фред, помоги занести конец этого шпангоута». – «Фред, поскорее, схвати ганшпуг». – «Фред, держись за конец этого фала». – «Фред, сходи в кузню и возьми новый пробойник». – «Фред, сбегай за зубилом». – «Говорю тебе, Фред, помогай, молнией разведи огонь под этим котлом». – «Эй, ниггер, иди покрути-ка точило». – «Давай, давай, шевелись, шевелись, тяни этот шпангоут вперед». – «Слышь, черномазый, продери глаза, почему ты не разогрел деготь?» – «Эй, эй, эй» (три голоса одновременно). «Иди сюда! Иди туда! Стой, где стоишь! Черт тебя подери, если пошевелишься, я выбью из тебя мозги!»[19]
18
19