С этого выступления Дугласа и начинается творческая история его первой автобиографической книги – «Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского раба, написанное им самим» (далее – «Повествование»), – опубликованной в 1845 году. Путь к ней занял четыре года и был наполнен углубленным самообразованием беглеца, еще в рабстве овладевшего грамотой, его знакомством с трудами представителей современной политической мысли, лучшими произведениями американской и европейской литературы, активной ораторской практикой.
Современный исследователь биографии Дугласа Д. Миллер указывал: «В жизни на долю Дугласа выпало множество занятий, но ни одно из них не было более важным, чем лектор»[34]. Лекторская деятельность на протяжении четырех лет открыла перед ним новые перспективы – в политической борьбе, в образовании, в творчестве, наконец. Он мужал не только физически, но и духовно. Именно в период 1841–1845 годов происходило становление ораторского мастерства Дугласа, во многом повлиявшего на стиль и содержание его будущих произведений. Именно из этого времени вытекают все те характерные особенности, предопределившие феноменальный успех и исключительное положение «Повествования» в аболиционистской литературе. Еще Г. Гегель, говоря о роли ораторского искусства, отмечал, что «…не художественное изложение и совершенство составляют конечную и высшую цель оратора. Помимо искусства он имеет и совершенно иную цель, заключающуюся в том, чтобы вся форма и построение речи служили действеннейшим средством для осуществления интересов, лежащих за пределами искусства»[35].
В своих ранних лекциях Дуглас, боясь быть схваченным, старался как можно меньше сообщать сведений о себе. Описывая какие-либо события из своей жизни, он акцентировал внимание лишь на деталях, оставляя в тени имена людей и названия мест, где это происходило. Отсутствие лекторского опыта, однако, не исключало наличие у него ораторских умений, происходивших из разных источников. В юности, на плантации полковника Ллойда, ему часто приходилось слушать рассказы старых рабов, чья речь отличалась чистотой, ритмичностью, мелодичностью. Он также прослушал множество проповедей, участвуя в богослужениях, и под их влиянием сам довольно рано начал проповедовать среди цветных собратьев. Чтение Библии открыло ему мир, методистский молитвенник стал инструментом его познания, известно, что нередко Дугласа вдохновляла и Нагорная проповедь Христа.
Пробуждение этих умений начало происходить, вероятно, когда он стал посещать дискуссионные общества в Балтиморе и Нью-Бедфорде. Но возможно, самое значительное влияние на Дугласа еще в период рабства оказало практическое пособие по изучению речи, написанное в конце XVIII века Калебом Бингхемом и называвшееся «Колумбийский оратор». Наряду с публикацией в нем эссе «Общие указания по красноречию», в нем содержались речи Вашингтона, Шеридана, Сократа, Цицерона и других ораторов. Эта книга, помимо практических рекомендаций и советов, открыла ему глаза на проблему человеческого равенства, положила начало пониманию им природы своего угнетенного положения. Дуглас вспоминал о том времени: «Я вновь и вновь с неослабевающим интересом перечитывал эти документы. Они пробуждали в моей душе интересные мысли, которые обычно, осенив меня, исчезали из-за того, что я не мог выразить их словами. …Чем больше я читал, тем больше росло во мне отвращение и ненависть к моим поработителям»[36]. Появившееся в эпоху классицизма, задолго до расцвета романтического направления в литературе США, пособие рекомендовало начинающему оратору ясный, строгий стиль. «Дело оратора, – говорилось в нем, – следовать природе и стараться, чтобы тон его голоса казался естественным и искренним»[37]. Бингхем также придавал особое значение диапазону ораторского голоса и использованию во время речи жестов и мимики.
Дуглас стал не только приверженцем, но и, как показало время, мастером бингхемовской техники[38]. Если типичные для первой трети XIX века речи были насыщены классическими аллюзиями, латинскими, мало кому знакомыми фразами и пышными образами, то речи Дугласа были предельно просты. Как замечал один из современников, его язык был «классически строг, лишен цветистого орнамента… но краток, даже выразителен…». И действительно, Дуглас, имея глубокий, мелодичный голос, владел широким его диапазоном. Начиная свои выступления, он говорил медленно и почти спокойно, затем же интенсивность и громкость его голоса возрастала по мере рассказа. «Его голос… полон и богат, – отмечал „Огайский репортер“, – …его дикция примечательно отчетлива и музыкальна… Эффект потрясающий». О его манере выступать редактор «Хингем Патриот», например, писал: «Он прекрасно владеет речью… и говорит… как человек, который провел всю свою жизнь над книгами. Он убедителен, резок и саркастичен…»[39]