Мы проехали полмили до пересечения, где Йон показал, что нужно пересесть на другую ленту, на которой мы проехали еще три четверти мили.
— Нет, они — не лемуры, — прокомментировал Ред. — Они — кроты.
Йон соскочил с ленты и подвел нас к двери, с тремя харлечианскими буквами, указал на надпись и сказал: — Ред.
Мы вошли в большой кабинет с высоким диваном и двумя письменными столами. За одним из столов сидела девушка и, когда мы вошли, она что-то произнесла в интерком. Затем подняла глаза на Реда и из интеркома донесся голос, говоривший по-английски:
— Я — Веда, секретарь учителя Реда. Вы, Ред, можете разговаривать со мной по этому интеркому или по интеркому на вашем столе.
Эти существа уже подключили внутрикабинетные устройства связи к центральному кибернетическому транслятору-переводчику. И квартира Реда, наверняка, была нафарширована скрытыми подслушивающими устройствами.
Йон провел нас через дверь в просторную комнату со столом и прочей обстановкой, а через нее в библиотеку, уставленную шкафами с харлечианскими книгами, и в спальню со стенными шкафами и примыкающими к спальне туалетом с высоким комодом и душевым отсеком. За спальней даже имелась маленькая кухня с раковиной, холодильником, кухонным столом и высокими стульями. Все комнаты были аккуратно окрашены и убраны коврами, кроме отделанной кафелем кухоньки, но на стенах не висело ни одной картины.
Ознакомив нас с квартирой, Йонвернулся к столу и разложил карту подземного комплекса. Разговаривая с нами по интеркому, он показал наше местоположение относительно всего комплекса и местонахождение ближайших общественных учреждений: ресторана, больницы, универсальных магазинов.
— На Харлече, — проинструктировал он нас, — не принято смотреть на тех, к кому вы непосредственно не обращаетесь. Не следует выявлять личные отношения или задавать вопросы, пока не будет получено согласие, сказанное с употреблением местоимения «ты» — фамильярной формой обращения. Личные беседы не должны вестись в присутствии третьего лица… Перечень других менее значительных запретов вы найдете в вашем столе.
Ред взглянул на свои ручные часы и предложил мне встретиться через час в ресторане. Наш гид, очевидно, заметил его движение, так как произнес:
— На Харлече — двадцативосьмичасовые сутки, — и показал на маленькие часы на столе. — Если вы хотите носить часы, то вы можете получить их здесь, — он показал место на карте.
— Что я могу употребить в качестве денег, Йон? — спросил Ред. Слово «деньги» прозвучало из интеркома по-английски и я понял; что оно не переводилось; но харлечианин интерпретировал его по контексту.
— Все вещи на Харлече приобретается по требованию.
Моя квартира, пятидесятью метрами далее по туннелю, была точной копией квартиры Реда. Имя моей секретарши было Риса и при короткой служебной беседе со мной, Йон добавил одну деталь, которую опустил в беседе с Редом.
— Если вам захочется заняться сексом, позовите Рису.
— А почему вы этого не говорили Реду? — спросил я.
— Он носит значок в виде кленового листа, так что он сам знает. Я могу быть свободен?
Наклонившись к интеркому, я довольно грубо сказал:
— Да. Но сначала отправьте эту девушку и дайте мне секретаря мужского пола.
На Харлече все делается быстро. Когда часом позже я вышел в приемную, освеженный и побритый, мне представился парень с прыщавым лицом.
— Я — Гэл, секретарь учителя Джека.
Наш ресторан оказался автоматом; еда была похожа на кушанья Земли, хотя в большинстве своем блюда были овощными, а мясо напоминало бифштекс. Вокруг за столиками сидело свыше сорока обедающих и все соблюдали главное табу. За харлечианским кофе я обсудил с Редом находящееся под запретом прямое разглядывание.
— Видимо, это табу возникло из потребности в уединении, из-за стесненности жилого пространстве. И пустая болтовня исключается запретом частных бесед в присутствии третьих лиц.
— О, да, — восхищенно подтвердил Ред. — А как чудесно наслаждаться любовью без препятствий в виде пустой женской болтовни. Там, где нет постели, не может быть постельных разговоров.
— Не хочешь ли ты сказать, что уже переспал с Ведой?
— Правильнее было бы сказать, что я произвел ее эскалацию, — непонятно ответил Ред. — И все во имя биологической науки. Если эти существа смогут давать потомство от людей, то это поможет им при получении статуса человека.
— Твои эксперименты беспочвенны, — возразил я, — так как эти безбожные существа не обладают военными познаниями.
— Ну, насчет этого у меня есть особое мнение.
Это было загадочное замечание, но я не рискнул расспрашивать его дальше, так как у меня было несколько собственных идей, не подлежащих афишированию. Поэтому мы переключились на теоретические поиски причин, вынудивших этих существ к подземной жизни. Мы сошлись на том, что их сюда загнала в прошлом либо межконтинентальная ядерная война, либо ее угроза.
Однако, эта теория начала выглядеть несостоятельной, когда нас стали подвергать наркозу и мы проводили по 14 из 28 часов в сутки в изучении харлечианского языка.
Я потратил четыре дня на изучение этого языка, в котором не было никаких связок, союзов и сослагательных наклонений — условности, противоречащие фактам, харлечианами не признавались. Полный словарь харлечианского языка, включая технический словарь и прочие другие, состоял менее, чем из сорока тысяч слов, несмотря на тот факт, что флора планеты была подобна земной. Однако, на планете было гораздо меньше разных животных.
Слова образовывались из более простых путем комбинирования. Например, слово «поток» обозначал жизнь и движение. Воздух был "небесным потоком", вода — "почвенным потоком", приливы и отливы — "морским потоком", электричество — "энергетическим потоком". Если смысл корневого слова был постигнут, то конструировать комбинации, доступные пониманию окружающих, было уже просто. Поездка в кино, например, могла быть выражена как "поток ног в дом с потоком света".
Я стряхивал гипнотическую дремоту только для приема пищи и на второй день уже улавливал обрывки разговоров вокруг. В то время студенты готовились к сдаче последних экзаменов зимнего семестра и их разговоры были ограничены учебной тематикой. Ритм речи напоминал ритм земных скандинавских языков.
На третий день я достаточно справлялся с языком, чтобы рискнуть посетить университетские учреждения и был поражен, когда посетил университетскую больницу. В ней было большое и оживленное родильное отделение для учащихся, но не было отцов, расхаживающих по приемной. Няня проинформировала меня, что запись отцов не производится, поскольку отцовство имеет чисто академический интерес даже для матерей.
В некотором смысле, эта планета, называемая ее обитателями Раем, имела сходство с христианским раем — здесь не было бракосочетаний. Харлеч являлся планетой незаконнорожденных.
В университетском комплексе я мог проследить весь жизненный цикл индивидуума вплоть до смерти, так как криогенный морг имел на галерее смотровое окно для студентов-наблюдателей. Теда завозили в морг и разделывали, для сохранения органов, без всяких церемоний на виду у публики. Если тело было слишком старо для использования, его отвозили в крематорий. Меня устрашило хладнокровная сноровка, демонстрируемая персоналом с языческим равнодушием к ритуалу.
Учителей в туннелях встречалось очень мало. Большинство зрелых особей, встречавшихся среди студентов, относилось к обслуживающему персоналу.
Ред на овладение языка потратил пять суток, и незначительное различие в наших лингвистических способностях не следует приписывать его медлительности. Я предполагал, что Ред нарушает учебный сон на длительные сроки и мои подозрения подтвердились вечером шестого дня. Я сидел в библиотеке, просматривая земные учебные фильмы, когда зазвонил телефон. В трубке прозвучал веселый голос кельтского звездного пирата, говорившего по-харлечиански: