— Ты сыграешь Иисуса и позволишь Каре сыграть Марию Магдалину.
— Ред, это против моих принципов — играть Иисуса.
— А против моих принципов — защищать парня, нарушившего мои заповеди. Меняемся: принципы — за принципы.
— Не меняю золото на свинец, — сказал я, вставая. — Продолжай свое картежное плутовство.
Когда я повернулся и проходил через дверь, Ред бросил мне вдогонку:
— Подумай же, Джек, и обсуди это с Карой.
Когда я пришел домой, Кара на кухне готовила суфле. Услышав, как открывается дверь, она прибежала встретить меня в библиотеке и я обнимал ее до тех пор, пока подошвы ее ног не начали ласкать мои лодыжки. Только тогда я отпустил ее.
— Ты взволнован, муж мой?
— Это опять Ред, Кара, — я повел ее в кухню, взяв за руку. — Этот пройдоха смущает меня.
Кара придвинула мой стул к столу и налила мне пива.
— Расскажи мне, Джек. Долг жены — ублаготворять любимого мужа.
— Когда Ред и я были соседями по комнате в Мэндэне, наши личностные характеристики были подобраны компьютером, — начал я. — Нам полагалось иметь иметь индивидуальные, но равноценные характеристики, не допускающие ссор. Такая подборка предполагала, что мы не будем действовать друг другу на нервы во время долгого полета, когда окажемся предоставленными самим себе. Иначе у кого-нибудь из нас могла развиться мания преследования, форма космического безумия, когда человек охотится на своего спутника и убивает его. Ред и я были отобраны компьютером, но по временам я думаю, что это — ошибка компьютера.
— Тебе не нравится Ред? — в ее голосе слышалось изумление.
— Конечно же, он мне нравится, но иногда это требует усилий. Я ходил и просил его стать адвокатом Нессера. Это человеческое требование по человеческим побуждениям, разве не так?
— Да, Джек. Ты благороден.
— Что же делает Ред? Он подбирает исполнителей для Пасхального представления. Ему нужен исполнитель на роль Иисуса, который смог бы нести крест и отрастить бороду. И вот он пытается заманить на эту роль меня. Он знает, что нужен мне для защиты Нессера, и потому умасливает меня сыграть Иисуса… И даже добавил прекрасную роль для тебя. Он знал, что ты понравилась мне в роли ангела в рождественской инсценировке. Кстати, он притворялся, что поражен моим сходством с Иисусом. Но ведь никто не знает, как выглядел Иисус!
— А какую роль он предлагает мне?
— Блондинки Марии Магдалины. Воображаешь!? Предполагается, что она танцовщица, которая с первого взгляда так была захвачена Иисусом, что немедленно пускается в пляс. Но послушай еще вот что, Кара. Онхочег провести сцену распятия Христа на поверхности. И мне предполагается волочить крест всю дорогу до вершины холма во время сезона равноденственных штормов.
— Электрические грозы непостоянны на весеннем небе, — сказала Кара, — а в роли Марии Магдалины я была бы рядом с тобой и предупредила бы тебя о приближении грозы. Тогда ведь ты смог добежать до убежища. Я думаю, тебе следует сыграть роль героя пьесы.
— Кара, я недостаточно достоин этой роли.
— Ты вполне достоин играть эту роль. Джек, а вот я недостойна играть Марию Магдалину. Посмотри, как я танцую шимми!
Она затанцевала.
— Кара, прекрати! Это непристойно!
Она остановилась, согнулась под углом девяносто градусов, оперлась локтями о стол и, уткнувшись подбородком в ладони, спросила:
— Но интересно?
— Да, — вынужден был согласиться я.
— Из тебя получился бы чудесный Иисус, — сказала она, — а если бы ты сумел сделать такое же лицо, когда я танцевала шимми, ты отлично справился бы со сценой агонии.
— Кара, я не буду играть Иисуса в пасхальном безрассудстве Реда. Этот человек родился с чувством непочтительности. А ты не будешь играть Марию Магдалину в качестве похотливой танцовщицы. Реду хотелось бы, чтобы я взошел на Голгофу, танцуя кекуок.[115]
— А что такое кекуок?
— Медленный шимми… и со свободными движениям бедер.
— Мой дорогой муж, Джек, ты же сам говорил мне не принимать игру на сцене слишком серьезно. А сейчас ты сам воспринимаешь это слишком серьезно.
— Дело касается души, дорогая.
Кара немедленно вспыхнула, ее глаза загорелись гневом:
— Как только ты не можешь чего-то объяснить, ты каркаешь «душа»! Пока ты не объяснишь мне, почему не хочешь играть Иисуса и не позволяешь мне играть Марию Магдалину — я для тебя не шевельну даже мизинцем.
Вот тут-то я мгновенно постиг природу предвзятости Реда к блондинкам, но сдержал свой гнев.
— Моя концепция в том, что все, что касается Христа — неприкосновенно.
— Тогда выступи со своей концепцией перед планетой и завербуй себе приверженцев. Тогда Ред охладеет к своей пьесе. Или ты предоставишь эту задачу каким-то язычникам с Харлеча, из-за того, что в тебе нет мужества христианина? Или ты боишься электрических гроз больше, чем ваши предки львов Нерона?
В ее рассуждениях что-то было и я вынужден был отступить.
— Ладно, я подумаю об этом после ужина.
— Будь уверен, что подумаешь. И будь уверен, придешь с верным ответом — согласием.
За ужином Кара заговорила со мной только раз и ее молчание было куда ужасней, чем пересоленый суп, пресное суфле и водянистый кофе. Не выдержав возникшего чувства одиночества, я нарочито бодро спросил:
— Кара, дорогая, как ты ухитряешься готовить такое легкое суфле?
— Духовно, — огрызнулась она.
Я сбежал в кабинет, чтобы предаться там самым коротким, зарегистрированным мной, размышлениям. Высказывание Реда о том, что Нессер в качестве приговоренного к наказанию преступника может сослужить службу движению, имело привлекательные стороны с точки зрения политики, и, если Ред не приложит к этому свои лучшие способности, то, как ни кинь, Нессер будет осужден. Чем больше я размышлял, тем больше убеждался, что Нессер должен быть повешен.
Итак, по правде говоря, не было никаких причин играть роль Христа именно мне, за исключением причин, высказанных Карой и се собственного уязвленного самолюбия. А последнее само по себе было достаточной причиной.
Я подошел к двери кабинета и позвал Кару. Она пришла, сохраняя суровый вид.
— Я позвоню Реду, — сказал я, — и хочу, чтобы ты присутствовала при разговоре.
Она не произнесла ни слова, пока я не поднял трубку.
— Ред, я обсудил все с Карой и мы решили сыграть роли, которые ты предложил, в обмен на твои услуги в качестве адвоката.
— Хорошо, — ответил Ред. — Поблагодари за меня Кару.
— Поблагодари ее сам, — сказал я. — Она у меня на коленях. Так оно и оказалось, когда она, подпрыгнув и повернувшись в воздухе, совершила первоклассную посадку на две точки.
По окончании бурной беседы между ними, я снова взял трубку:
— Ред, раз уж я собираюсь стать звездой в твоем опусе, я хотел бы посмотреть окончательную редакцию сценария.
— Ничего не выйдет, Джек. Я не собираюсь создавать культ звезд на этой планете. И не хочу, чтобы каждый совал нос в это дело.
— Ред, я что-нибудь дам тебе взамен за твои незначительные уступки.
— Чего ты хочешь?
— Никаких добавлений или изъятий в диалогах Иисуса, напечатанных красным в Библии, санкционированной королем Иаковом I.[116]
— Разумно.
— Никаких танцовщиц на Последней трапезе.
— Я учту это, как совет.
— Кара должна быть одета в платье той эпохи.
— Даже в сцене, где она танцует шимми?
— Особенно в этой сцене.
— Что еще?
— И без забивания гвоздей в руки. Я повисну на кресте сам. Он прищелкнул языком.
— А это придало бы сцене штрих… Ну, а что ты уступаешь взамен?
— Нессера, — ответил я. — Забудь о нем.
Глава двенадцатая
Нессера не забыли.
Барди, Марти и Фиск затягивали судебный процесс, чтобы смонтировать мину, которую они подвели и взорвали под обвинением.
В день возобновления судебного процесса, в помещении суда было девять свидетелей и ни одного характерного. Они прибыли с трех континентов и с отдаленной полярной шапки. Ни один из них никогда не слыхал о Нессере до процесса, но все были связаны с жертвой преступления — Крейлом.
115
Кекуок — танец, развившийся из преувеличенно пародийной ходьбы, исполнявшийся некогда неграми на юге в конкурсах, где призом обыч¬но являлся торт.
116
Имеется в виду английский перевод Библии, сделанный в 1611 году и санкционированный королем Англии Иаковом I (англ. написание James I); принят в англиканской церкви.