- А когда все, как в болоте живут, лучше что ли? Накропать на кого то донос, или просто сделать ближнему пакость? Приезжал тут один городской франт, рассказывал, как он при переезде мощные колонки к стене поставил и врубил по самое не могу… Соседям своим решил праздник устроить, пусть порадуются, мол, а я все равно завтра уеду, потом меня не достанут… - Николай рубанул в воздухе рукой. - Хотелось мне ему по роже двинуть, да жена покойная, земля ей пухом, не дала, праздник какой-то не хотела портить… А родился то и жил он в тишине да покое, когда о никаких переломах истории и подумать никто не мог…
- Да уж, бывают люди на свете, которые, кроме чувства гадливости ничего не вызывают… - опять согласился Михалыч, - Это уже как раз воспитание, и может как раз тот случай, когда с его предков все началось… Ведь воспитывают не только словами, но и примером своим…
- Но что там ни говорите, мужики, - начал Вячеслав, - но народ после перестройки в худшую сторону изменился… У нас то еще ничего, а в городе что творится… Грызут друг друга почем зря, все думают только о том, как бы обогатиться, а если какие терзания и есть, то вином заливают… Все норовят проехаться за чужой счет. Столица все под себя гребет, скупает все подряд, и все соки из людей выжимает. Люди, конечно, отвечают тем же. Пофигизмом к делу на урезание зарплаты, формальным подходом на эту самую соковыжималку… Другие люди стали, равнодушнее…
- Так я и говорю, от воспитания многое зависит и от традиций, - поднял указательный палец вверх Михалыч. - Если свои традиции все порушили, а ведь порушили же, истребив как класс, крестьянство в тридцатые годы, то где другие взять? С запада тебе только наука придет, как деньги грести лопатой… на запад же, да как обмишурить близких своих. Еще технологии, чтобы лопата получалась поболее. А без коренных традиций и воспитания нет, и народ мрет как мухи, даже себя не воспроизводит. До войны еще рожали по привычке, в деревенских семьях по восемь-девять детей было, а начиная с конца тридцатых - всех погнали в город на заводах работать. А в городе что? Там все думают только о себе любимом. Детей не рожают - мол, нищету плодить не хотят. Обставят квартиры мебелью заграничной, коврами, да хрусталем и нате вам, нищие. Как будто их предки во дворцах жили. Не рожденных еще детей уже убивают своими заплесневелыми мозгами! Так и вымрем все, потому что сердцевины в нас не осталось…
- Ну, прав, ты конечно, Михалыч, - кивнул головой Николай, - только вот оборону перед войной тоже надо было создавать, промышленность поднимать, не скрутил бы Сталин всех в железный рог, так вырезал бы в войну фашист всех… А насчет тебя, дык и ты в свои почти сорок лет, уж прости, не женился, да детей ни нажил.
- Твоя правда, надо было все поднимать, и технологии тоже нужны, чтобы детей и жен защищать, только вот не надо ради этого искоренять свою суть и ломать народ через коленку. И как сделать перед войной надо было, я тебе не скажу, потому как не знаю. Кто-то говорит, что сам он хотел напасть на Германию. Мировая революция ему покоя не давала. Правда али нет, теперь не докажешь. Одно скажу. Никакое промышленное развитие не может достигаться ценой человеческого горя и огромного количества невинно замученных и убитых. Вот начальников, которые проворовывались, надо было отстреливать… А не справившихся с поручениями - снимать и на века вечные в подсобники. Всю элиту надо время от времени полностью менять, а то хозяевами себя почувствуют, а не слугами народными… Только вот не надо меня сейчас спрашивать Степаныч, типа, если немного замучить, это ничего? А как насчет слезы невинного ребенка? Я, если надо, переступлю не только через слезинку, но только если будет надо! Мне, тебе, детям вот нашим, но не ради каких то там идеалов!
- Да я что… я ничего, Михалыч, че ты взъелся? - опешил Николай.
- Извини, в душе накипело… В лесу, пока бродишь, какие только темы сам с собой не обсуждаешь… А в продолжении разговора вот что скажу. Есть такое выражение. Не верь, не бойся, не проси. Пусть оно из арестантской жизни, но ведь и для многих других дел подходит. Верить надо только своим, а доверять тем, кто за тобой идет. Не бояться - делать то, что должно. За родных то бояться сам бог велел. И не просить ни у кого милости жить, как ты хочешь, за это надо драться. А также нечего других упрашивать, чтобы они жили как ты. Не надо всему миру доказывать, что ты первый, единственный и самый передовой, а также учить этот мир жить по-своему!
Надо просто делать так, чтобы людям лучше жилось. Не вообще всем людям, а тем, за которых ты в ответе. А другие сами к тебе потянутся. Особенно те, у кого стержень внутри послабее будет. А некоторые люди - сами с усами, их никаким примером за собой не вытянешь. Вон, японцы, к примеру, уж на что вторую мировую проиграли, а кто скажет, что они другими внутри стали, несмотря на то, что переняли потом все западное? Меняются все, конечно, но зачем менять внутреннюю суть, как мы? Зачем? Порушили страну, отказались от себя, стараемся быть похожими на других… Вот и шатаемся под напором со всех сторон без своего нравственного стержня-то. Вот так то…
- Думаешь, если стержень останется, то все так хорошо будет? - усмехнулся Николай, - С чего же тогда революции одна за другой век назад вспыхивали? От хорошей жизни? Думаешь, нравственный стержень твой во власть предержащих раньше был?
- Это ты меня уел, признаюсь. Туда только полные зас… нет, скорее совсем пустые люди туда идут. По крайней мере, сейчас. Да и ранее то же самое было, видать, потому и сказал, что с ними делать надобно. Редко-редко вменяемый человек попадется, и тот ничего поделать не сможет, даже если на самый верх залезет. И то, такой его портрет идеальный нарисуют, так облизывать начнут, что все доверие к нему теряется. Хотя, в любом случае, лучше хоть что-то делающий, чем те, что страну просрали… А чуть поменьше начальнички, как воровали, так и воруют. Чем сильнее облизывают задницу того, кто повыше их сидит, да славословят про народ и его защиту, тем больше в карман кладут. Да ладно еще это, так народ же еще за быдло держат. Как у нас все хорошо, да сколько сортов колбасы в магазине лежит! А народ этот только такую колбасу может купить, которую есть то нельзя. Столько говна, прости Господи, в нее напихано. И никто это напихиваемое дерьмо наверху запрещать не собирается, потому как сами на этом наживаются. Только умильные рожи из ящика строят. А люди утратили эту… Пасс… Вячеслав, как ты говорил?
- Пассионарность…
- Вот, выбили подчистую все хорошее в людях, когда они жилку свою за что-то рвали. За детей, за лучшую жизнь… Не за сытую… за нее сейчас друг другу глотки рвут, а именно за хорошую… свободную что-ли… Сказать не могу… И что тут делать, тоже не знаю…
А насчет меня, - продолжил Михалыч, - так не встретил я никого, вот и не нажил детей. А по старым традициям-то, дед или отец мне бы холку намылили еще лет до двадцати и невесту сосватали. Теперь бы жил и детей растил… Было бы для меня это хорошо или нет, не скажу. А вот для продолжения рода это очень неплохо…
- А ты вот, Иван, упомянул традиции, - спросил Вячеслав, вскочив на ноги и потянувшись в усеянное звездами небо, - да у нас на Руси всегда тьма народов была, у каждого ведь традиции то свои. И у русских, и на той же Украине, а у татар даже религия другая…
- А ты еще забыл тех, кто все эти народы то и создал - словене, поляне, древляне, вятичи, меря, мурома, мещера… это русские значится… Булгары, часть отяков и часть мари, что они успели подмять, это те же татары. Кто там еще был, я даже не знал никогда, не то что упомнить. Чуваши из тех же племен вышли, кажись, что Волжскую Булгарию образовали. Но не пожелали ислам принять, наособицу остались. Все разные, но принимают нас во всем мире как одних. Значит, есть какая-то схожесть, что-то общее во всех народностях, раз они живут вместе. Иначе друг друга изничтожают на корню… Так о чем это я? Традиции то свои, но все они о том, как землю пахать, как дом строить, как детей растить. А традиций, как деньгу зарабатывать я не припомню что-то. Вот так то…