— Думаешь, если стержень останется, то все так хорошо будет? — усмехнулся Николай. — С чего же тогда революции одна за другой век назад вспыхивали? От хорошей жизни? Думаешь, нравственный стержень твой во власть имущих раньше был?
— Это ты меня уел, признаюсь. Туда только полные зас... нет, скорее, совсем пустые люди туда идут. По крайней мере, сейчас. Да и раньше то же самое было — видать, потому и сказал, что с ними делать надобно. Редко-редко вменяемый человек попадется — и тот ничего поделать не сможет, даже если на самый верх залезет. И то такой его портрет идеальный нарисуют, так облизывать начнут, что все доверие к нему теряется. Хотя в любом случае лучше иметь хоть что-то делающих, чем тех, что страну протрындели... А ведь какая бы власть ни была, чуть поменьше начальнички воровали, воруют и будут воровать, пока с корнем их не вырвать. Чем сильнее облизывают задницу того, кто повыше них сидит, да славословят про народ и его защиту — тем больше в карман кладут. Да ладно еще это — так народ же еще за быдло держат. Как у нас все хорошо да сколько сортов колбасы в магазине лежит! А народ этот только такую колбасу может купить, которую есть нельзя. Столько дерьма, прости Господи, в нее напихано. И никто эту дрянь наверху запрещать не собирается, потому как сами на этом наживаются хорошо. Только умильные рожи из ящика строят. А люди утратили эту... пасс... Вячеслав, как ты говорил?
— Пассионарность...
— Вот, выбили подчистую все хорошее в людях, когда они жилку свою за что-то дельное рвали. За детей, за лучшую жизнь... Не за сытую — за нее и сейчас друг другу глотки рвут, — а именно за хорошую... свободную, что ли. Сказать не могу... И что тут делать — тоже не знаю. И насчет меня... — продолжил Иван. — Не встретил я никого, вот и не нажил детей. А по старым традициям дед или отец мне бы холку намылили еще лет до двадцати и невесту сосватали. Теперь бы жил и детей растил... Было бы для меня это хорошо или нет... не скажу. А вот для продолжения рода это очень неплохо.
— А ты вот, Иван, упомянул традиции, — чуть сменил тему Вячеслав, вскочив на ноги и потянувшись в усеянное звездами небо. — Да у нас на Руси всегда тьма народов была, у каждого ведь традиции-то свои. И на Руси, и на той же Украине. А у татар даже религия другая...
— А ты еще забыл тех, кто все эти народы и создал... Словене, поляне, древляне, вятичи, меря, мурома, мещера — из них русские получились. Булгары, часть удмуртов и мари, что те успели подмять, — это те же татары. Кто там еще был — я даже не знал никогда, не то чтобы упомнить. Чуваши из тех же племен вышли, кажись, которые Волжскую Булгарию образовали. Но не пожелали ислам принять, наособицу остались. Все разные, но принимают нас во всем мире как единых. Значит, есть какая-то схожесть, что-то общее во всех народностях, раз они живут вместе. Иначе друг друга изничтожают на корню, следов не остается... Так о чем это я? Традиции-то у всех свои, но все они о том, как землю пахать, как дом строить, как детей растить. А традиций, как деньгу зарабатывать, я не припомню что-то. Вот так-то...
О... пацанва уже наелась от пуза и засыпает, наслушавшись наших бредней. Ну да, о чем же еще около костра за бутылкой говорить. Мы, чай, не научный кружок юных пионеров, великих мыслей о спасении Расеи в качестве пособия для наших юных талантов дать не готовы... Давай постели-ка им, Слав, как самый молодой, одеяла около костра лежат... А нам пенок и моего спальника хватит, благо, по ночам тепло сейчас. Эх... даже одну втроем не допили, вояки...
Глава 3
Нежданная встреча
Несмотря на ясное, вызвездившееся под вечер небо, утро пришло сплошными серыми клочьями туч, накрывшими галдящий озерный мирок теплым покрывалом. Начал накрапывать мелкий нудный дождь, заставляя спящих людей недовольно ежиться и забираться глубже под одеяла, чтобы не прерывать сладких утренних сновидений. Один лишь егерь проснулся и выбрался из-под разложенного спальника, приступив к обычному для себя лесному утреннему моциону. А спустя несколько минут он уже начал греметь ложками и котелками, намывая их в прибрежном песке. Потом разжег костерок, забрав из-под куста заготовленные еще с вечера дрова, и повесил котелок над огнем. Вскипятив воду и заварив чай, выложил рядом немудреные сушки и стал собирать мешки и рюкзаки, предварительно дав команду на подъем. Молча, позевывая и содрогаясь от утренней прохлады, народ бродил от озера к близлежащим кустам, пытаясь проснуться и защититься от висящей в воздухе влаги, напяливая на себя редкие влагонепроницаемые шмотки. Наконец, сгрудившись у костра, стали греметь кружками и собираться в обратный путь.