Плохо ли, хорошо ли (кажется, не совсем худо), но дочек вырастили-выучили; старшая вышла замуж и жила в Самаре.
Потом наступили непонятные времена, которые назвали перестройкой. В колхозе за работу платить вообще перестали. Еле-еле успела выучиться вторая дочь, Таня. Закончила институт, весь город обегала — нет работы. И зачем столько лет мучилась с этой учёбой — стать безработной с дипломом? Дома сидючи никто твой диплом не спросит. Молодёжь из села понемногу стала разъезжаться по разным городам. Большинство — в Москву. Там работа почему-то была, и для всех. Глядя на подруг, уехала туда и Таня.
Как и старшая, скоро вышла замуж. Понятно! Обе красивые — в мать. Для девушки же это — первое дело: попасться на глаза парням.
Родилась дочь, назвали Вероникой. Год не работала, сидела с ней. И хотя, по их словам, платили неплохо, мужних денег не хватало. В Москве жизнь дорогая. Пришлось и ей выходить на работу. Куда девать маленькую? Снова с поклоном к матери. Приезжай, мол, к нам, внучку нянчить. Не раз перечитывали эти письма с просьбами, судили-рядили и наконец порешили Гриша с Дашей: ничего не поделаешь, надо снова помогать. Другого выхода нет. Придётся ей с годик в Москве пожить. Потом, глядишь, ребёнка в садик определят. Тяжело, конечно, будет Грише, но он обещался не разорить хозяйство до её приезда.
Даша уехала, и остался Гриша один. Надеяться теперь не на кого, все дела — на нём самом. И баню истопить, и постирать, и еду приготовить, посуду вымыть, корову подоить, молоко до дела довести, огород полоть-поливать… Поначалу тяжко пришлось. Однако мало-помалу привык. Ведь и лошадь, если долго не запрягать, не желает в оглобли лезть. Но разок-другой запрягут — и перестаёт артачиться.
Про Гришу так не скажешь — давно не запрягали. Никогда не переставал ломать хребет и дома, и на работе. Только теперь на него свалилось столько дел — присесть некогда.
Сено заготовить помог старший брат с сыновьями. И самим, конечно, некогда, страда, однако как не помочь в таком спешном деле? Да в одиночку тут никак и не справиться.
Времени не было даже на Дашины письма ответить. Вначале они приходили каждую неделю, жена всё беспокоилась о скотине, о делах, как он там один управляется. Потом — за две недели одно письмецо, дальше — в месяц одно. А за последнее время и вовсе перестала писать. И Даша, и дочь замолчали. Ни письма, ни весточки. Если поначалу немного даже сердился за то, что в письмах поучает, как да что делать — или сам не знает! — теперь нехорошо становилось на душе из-за другого: стал чувствовать себя брошенным-забытым.
Да и по жене соскучился. Как же иначе, почитай, всю жизнь вместе прожили. И на такой срок оказались в разлуке. Эх, жизнь, жизнь!..
И внучку повидать охота: скоро два годика исполнится, а видел только на фотографии присланной, да и там в пелёнки закутана, только носик и виднеется.
Потому Гриша и собрался в Москву. Дел теперь осталось всего ничего — поздняя осень, считай, зима уже. Скотина давно во дворах, корову доить не надо: в запуске. Забил свинью, чуть не половину отделил для гостинца: больше не унести. Кроме мяса собрал топлёного масла, яичек, лучку-морковки. Овощи выбрал, конечно, самые добрые, покрупнее. Набралось две сумки, тяжеленные оказались. На три-четыре денька оставил присмотреть за оставшейся скотиной брата с женой. Те обещались кормить-поить до его приезда. Ничего, мол, теперь и им с делами полегче, как-нибудь справятся. Езжай, мол, повидай внучку, а как же.
Повидал!
Нужный дом, где проживала Таня с семьей на квартире, найти было несложно: бумажка с адресом в кармане, язык — при себе. Поднялся на лифте на четвёртый этаж, нажал кнопочку звонка. Дверь не открыли. «Это называется — приходи в гости, когда меня дома нет, — огорчился Гриша. — Куда подевались все? Нынче же выходной». А он рассчитывал приехать, когда все дома. И не объявляя наперёд. Гостинцем. Сюрпризом. Вот тебе и сюрприз! Потоптался-потоптался за дверью — делать нечего, спустился вниз. На крыльце подъезда прикурил сигарету и не спеша огляделся по сторонам — он ведь здесь был впервые. Место ему понравилось. Четыре высоких дома поставлены колодезным срубом, между ними — с футбольное поле размером свободное пространство. Точнее сказать, оно не было свободным. Возле всех четырёх домов на специально устроенных стоянках — разного цвета и размера машины. Вся остальная свободная площадь огорожена невысоким металлическим заборчиком, за которой — качели, горки, песочницы, домики, лестнички и прочая детская радость.