«А Дашу есть за что? И мужчину этого? Кто давал тебе такое право — отнимать чужие души Не туда руки тянешь! Ты им жизнь не дарил, не тебе и отбирать».
«Они у меня душу отняли. Осталось пустое тело. На что оно мне?»
«Ах, вот в чём дело! Выходит, твоей душой была Даша? Тогда почему не сберёг её, свою душу?»
«Как ещё беречь? И так уж… как в горсточке носил».
«В горсти можно только тело держать. Оно жёсткое. Для души же нужна ласка. Много она видела от тебя?»
«Всегда».
«Нет, не всегда. И у самого душа задубела, и у неё зачерствела. И кого теперь винишь? Себя вини».
«Так ведь… жизнь такая. Как по-иному?..»
«Жизнь зависит от людей. Ты тоже свою сделал. Такою, какою она у вас есть… Была».
«И что теперь?»
«Уйди от неё. Оставь — и все дела».
«Как можно уйти брошенному?»
«Разведись. Не ты первый, не ты последний. Не совершай смертного греха…»
Где-то внизу хлопнула дверь, донёсся разговор. Слова были непонятны, различались только мужской и женский голоса. Они слышались всё чётче — говорящие поднимались.
Гриша отошёл от двери и по лестнице ступил чуть выше. На его счастье, поднимающиеся дошли до шестого этажа и свернули на площадку. Гриша свесился через перила и посмотрел на них. О боже! Это были Даша и тот, кудрявый. Одеты легко, в домашнее. Понятно: были у Тани.
Осторожно спустился по лестнице и поглядел вслед.
Хозяин открыл дверь; прежде, чем перешагнуть через порог, Даша обеими руками обняла мужчину за шею, притянула к себе его голову, тот тоже обнял её, и они соединились в поцелуе. Как будто специально, чтобы разорвать Гришино сердце, прямо на его глазах. Второй раз уже. Им что, другого места нету? Или невтерпёж?
Кровь закипела и ударила в голову так, что всё поплыло перед глазами, а в ушах появился противный писк. Больше не колеблясь ни секунды, Гриша засунул руку в карман, спустил предохранитель, вытащил пистолет, но не видел, куда стрелять — мешал туман перед взором. Несмотря на это, не выдержал. Вытянул руку в сторону, где должны были быть Даша с кудрявым и, не прицеливаясь, выпустил всю обойму.
От грохота выстрелов пришёл в себя. Туман перед глазами рассеялся.
Дверь в 55-ю квартиру была закрыта, площадка пуста.
Гриша не помнил, как вышел из подъезда, сколько времени шёл по тротуару, спотыкаясь и задевая прохожих — просто не видел их, как и всё окружающее. В голове было только одно: «Эх, ты! Не мужик, а половая тряпка. Даже этого не смог сделать. Никчёмный! Сколько думал, готовился, даже корову продал — и что вышло? Один пук, вот что!..»
Не заметил и того, как сошёл с тротуара, шагнул на мостовую и попал под автобус. Только почувствовал, как что-то сильно ударило по плечу, потом сразу — по голове… и провалился в темноту, точно в густую грязь нырнул…
Через какое-то время перед глазами посветлело. Но что это случилось с ним?! Он поднялся в воздух, реял там как птица и смотрел, как внизу, на городской улице, из-под автобуса вытаскивают сбитого мужчину. Несчастному размозжило голову, все кости переломаны, во всём теле — никакой крепи, точно и не человеческое тело было, а истрепанная верёвка. Оно и не удивительно. Переполненный людьми автобус проехался по нему не поперёк, а вдоль — так уж упал под колёса бедняга. От этой тяжести не то что в верёвку — в бечёвочку превратишься.
Гриша глядел вниз до тех пор, пока врачи в белых халатах не уселись в «Скорую». Погибшего люди в синем погрузили в другую машину, уехала ГАИ, разошлись зеваки, двинулся и автобус, раздавивший человека, — с другим водителем за рулём.
После этого начал медленно подниматься вверх. Сначала перестал различать людей, потом пропала улица, затем — весь город, и всё залил ровный матовый свет, точно в молоке плыл. Но абсолютно не удивился этому, будто знал, что так и должно быть, и нет ничего необычного и непонятного в этом.
Он поднимался и поднимался, теперь всё быстрее. Вокруг стало смеркаться, а вскоре и вовсе стемнело. Тьма была такая густая, самой малюсенькой иголочки света не проникало ниоткуда. Только чувствовал, как летит ещё выше. Но абсолютно не волновался…
Неожиданно тьмы не стало. Сразу. Резко. Так, как если в тёмной комнате включить электролампочку, и свет тотчас разольётся во все стороны, во все углы одинаково. Такое же случилось и теперь. Никаких сумерек, как бывает при рождении нового дня, когда светать начинает мало-помалу. Точно одним прыжком очутился из тьмы в свете.
Он был сильный и в то же время мягкий — совершенно не резал глаз. И непонятно, откуда шёл: ни Солнца, ни какого другого источника его не было видно нигде.