Киваю, демонстративно утыкаясь в смартфон, но Джамал не унимается. Сделав радио потише, уточняет:
— С возлюбленной?
— С женой, — бурчу раздраженно, но посланный мне судьбой говорливый водитель игнорирует настроение и тон пассажира. В следующие полчаса в дополнение к навязчивым ритмам Болливуда звучит романтическая история Джамала и Парвати, больше похожая на сценарий мыльной оперы, чем на события реальной жизни. К родному дому, скрытому в тени палисадника, я подъезжаю вооруженный знаниями о запутанных родственных связях и сложной иерархии в традиционной раджастанской семье.
— Намасте, мой друг, — кричит Джамал вслед, когда я уже отворяю калитку. Задумка приехать тихо, не привлекая лишнего внимания, проваливается на старте. В саду пусто — я решил зайти в дом с заднего хода. Одна часть меня требовательно скулит, заставляя развернуться и немедленно свалить прочь из этой обители голодающих ведьм. Но стержень, на котором держится вся моя жизнь, основа, без которой невозможно чувствовать себя полноценно — здесь — в улыбках дочери, в объятьях жены, в прожитых вместе горе и радости, в памяти сохраненной и возвращенной, в музыке, обреченной на вечный минор, если я трусливо сбегу вновь.
Не тороплюсь входить. Заглядываю сквозь окно в мастерскую Лики — пусто. Не слышно активности и в доме. Медлю на пороге, словно давая себе последний шанс.
— Влад! — возбужденный старческий голос вырывает из раздумий. С той стороны забора призывно машет рукой мадам Дюпон. Оказывается, любительница эротических снов знает мое имя. За годы жизни по соседству произносит она его вслух, определенно, впервые.
— Я так рада, что ты вернулся, дорогой! Подойти-ка поближе, хочу тебе кое-что сказать! — Хелена переходит на заговорщический шепот и призывно машет рукой. Подчиняюсь, выдавая прохладное:
— Добрый день, мадам.
Перегибаясь через ограду, женщина крепко вцепляется в мое плечо, притягивает к себе и выдыхает в самое ухо:
— У вас с Ликой все хорошо, мой мальчик?
Чувствую себя мухой, попавшей в липкую паутину. Глаза Хелены пылают хищным нездоровым любопытством, а голос нервно дрожит. Седые волосы растрёпаны и под порывами ветра настойчиво лезут мне в глаза. В эту секунду мне кажется — мадам Дюпон составила бы идеальную компанию Виктории на каком-нибудь ведьмовском шабаше.
— Где ты пропадал столько дней? — не унимается соседка, явно недовольная моим молчанием. Но я в ответ лишь отступаю на шаг, освобождаюсь от навязчивой близости и выдавливаю сквозь зубы:
— Прошу меня простить, но…
— Постой! — старуха не сдается и спустя секундное колебание выдает причину внезапного интереса:
— Вчера Лика закончила мой последний заказ, ту подушку, о которой мы говорили на днях. Разумеется, не терпелось ее побыстрее опробовать, потому, несмотря на ранее время, я улеглась в постель и приняла снотворное, чтобы побыстрее погрузиться в чувственные грезы.
Она делает многозначительную паузу, видимо, ожидая от собеседника нетерпеливых вопросов. Но я молчу, едва сдерживая раздражение. Больше всего хочется побыстрее отделаться от Хелены — перспектива быть заживо съеденным кланом ведьм с каждой секундой этого странного разговора становится все более привлекательной. Так и не дождавшись от меня проявления интереса, мадам Дюпон продолжает:
— Так вот, не то, чтобы я жалуюсь, но это был совсем не тот сон, который я ожидала. Этакая мрачная готика, точно в рассказах Эдгара По. Бедный юноша умер, а девушку злая колдунья превратила…
Но я не дослушиваю, прерывая довольно невежливо:
— Возможно, все дело в принятых на ночь таблетках? Думаю, вам стоит обратиться к моей теще — мадам Либар готовит снадобья на все случаи жизни.
Хелена качает головой и явно хочет продолжить мысль, но я уже вырвался из ее оков и решительно направился в сторону дома. И когда уже открываю дверь, соседка тихо шепчет самой себе, но мой слух все равно ловит каждое слово:
— Хорошо, что вернулся. Без тебя она видит кошмары.
Не успеваю сделать и пару шагов в полутемном коридоре, как лестницу наверх разрезает яркий солнечный свет.
— Привет, пап! — Полина перевешивается через перила и машет рукой. Сердце сводит спазмом внезапного счастья — три дня вдали от дочери кажутся вечностью. Хочется распахнуть объятья, чтобы моя малышка как в детстве с разгона прыгнула на шею. К счастью, дочь понимает состояние отца без слов, быстро перепрыгивая через ступеньку, спускается по лестнице и виснет на мне цирковой мартышкой.
— Конференцию отменили? — спрашивает, недоверчиво разглядывая обветренное морским ветром лицо, и замечает отсутствие сумки.