Владимир Бочкин
Повод жить
День первый
Сегодня я твёрдо решил покончить жизнь самоубийством. Даже не решил, а просто знал, что в это поганое солнечное утро я умру. Почему именно утро, а не вечер или день? Впервые за три прошедших после похорон дня я немного протрезвел. Я открыл глаза, и мне было непоправимо неинтересно жить.
Раньше, когда мы смотрели какой-нибудь фильм по DVD, я бывало видел в кино как парень теряет девушку. Они безумно любят друг друга, а потом она умирает и он смиряется, живёт себе дальше. Жена сидела рядом на диване, я ложил руку на её бедро и думал, что если бы я её потерял, то точно не смог бы продолжать дышать никоим образом. Сошёл бы с ума или сразу ласточкой с пятого этажа, но точно не смог бы, так как они. Дышать, жевать, трахаться и знать, что она гниёт где-то в земле.
Сейчас я лежу на кровати, смотрю в потолок и у меня нет даже похмелья. И пить больше не хочется. Как отрезало. И я не схожу с ума, не рыдаю, не бьюсь головой об стену, а тупо смотрю в потолок. Муторно и тоскливо, словно приложили по голове из-за угла. Безнадёжно, ведь я живу на первом этаже. Но это ничего, это можно решить.
И жить не хочется вообще.
Раньше я почти поверил в бога за то, что он дал мне такую любовь. Я вдруг понял, без всякой библии и прочих религиозных фокусов, почему бог — это любовь. Я смотрел на жену и думал, что если я, простой человек, способен на столь сильную беззаветную любовь, то насколько сильнее любовь бога. Если даже я, обычный человек, готов прощать тому кого люблю, то насколько бог милосерднее меня. Насколько более готов простить наши поступки и проступки, не потому что мы этого заслуживаем, а просто потому, что любит нас. В тот момент евангелие казалось мне простым и понятным.
Теперь я понимаю, что бог — это дьявол и душа его черна.
Вставать совсем не хочется. Но голова полнится мыслями, воспоминания кружат в тёмных переулках мозга, и это выбрасывает меня из постели вернее ведра с ледяной водой. Теперь каждый день как холодный душ, и летнее солнце не согревает меня. Мозг умер вместе с ней и теперь разлагается на вязкие, чёрные куски одиночества, соболезнований и потери. В голове пусто и темно, и туда не проникают лучи солнца. А сердце на два метра под землёй похоронено вместе с женой, осталось там, когда я смотрел, как гроб опускают на верёвках вниз и засыпают землёй. Я хотел подойти и взяться за одну из верёвок, но могильщик мягко оттеснил меня в сторону. Не вызвал я у него доверия, хотя по идее ему должно быть всё равно. Даже если упущу верёвку или брошусь вслед за гробом. Впрочем, тогда бы я обломал ему весь рабочий день, мы ведь не одни такие.
Солнечное утро вызывает острый приступ отвращения, и я задёргиваю шторы. Отворачиваюсь и упираюсь взглядом в зеркало.
Покрасневшими глазами на меня пялится светловолосый крепыш. Неопрятная щетина, простое лицо. Я вообще совсем обычный. Что она во мне нашла, кроме ослиного упорства с которым я её добивался? Теперь уже не спросишь.
На тумбочке фотография, где мы вместе. Этакий деревенский увалень, который косит под городского и кинозвезда. Нет, она не была актрисой и мы даже не снимали себя на видео, но таких любят показывать в кино. Стройная фигурка, не слишком худая, но ни в коем случае не полная. Светлые длинные волосы, обрамляющее симпатичное, милое лицо. Хорошо очерченные губы. Только светлые глаза неопределённого цвета. Она настаивала, что зелёные (так ей казалось романтичнее и красивее), но мне кажется серо-голубые. Да, из неё, наверное, могла бы получиться актриса, во всяком случае, по внешности. Я поднял фотографию и присмотрелся. Может даже и впрямь зелёные или скорее серо-зелёные. Да нет, точно серо-голубые. Но сейчас всё равно, наверное, её глаза уже сгнили или ещё нет, интересно как долго гниют глаза, где об этом прочитать?
Я выронил фото, сел прямо на пол и зарыдал, размазывая слёзы по лицу. Потом долго качался взад вперёд, невнятно всхлипывая и подвывая. Но три дня беспробудного пьянства дали знать. Сам не заметил, как лёг на пол и уснул. Вырубился напрочь, будто не было целой ночи беспокойного кошмарного сна, когда я постоянно просыпался и горел, как в агонии, в горячке своего горя.
Проснулся от щекотания в носу. Приподнялся на локте и шумно чихнул. Какой пыльный палас. Когда его в последний раз пылесосили, не помню вообще. Ничего не помню.
Тяжело сел, тупо обвёл взглядом комнату. Ничего нового. Только свет в квартире серый, обесцвеченный. Вечер, наверное, день быстро пролетел. Незаметно как пиво с похмелья. Нечего рассиживаться, у меня ведь есть незаконченное дело, не так ли?