- Наташа, клянусь! Нет у меня там никакого счёта и никакого пин-кода я не знаю.
- Значит, все-таки пин-код? Значит, не скажешь? Хорошо, тогда мы попробуем один старинный российский способ, чтобы его узнать. Посмотри-ка, что я ещё нашла вчера в твоём хозяйстве.
Наташа поднялась с кресла и поднесла к его глазам маленький черный радио-паяльник: - Зачем ты его здесь купил, ума не приложу. Все равно ты ни одной схемы здесь еще не спаял. - Наташа говорила очень медленно, как будто бы для того, чтоб Марат успевал нарисовать в своём воображении все то, о чем она говорила.
- А вот мы возьмём его, протрем спиртом для дезинфекции, смажем кремом, чтоб лучше скользил и вставим его тебе в … как вы электронщики это называете? - устройство ввода-вывода. Вот так! А теперь мы его включим в сеть и подождем пока он нагреется, а ты тем временем скажешь мне свой пин-код.
Марат почувствовал в своём заднем проходе тёплый металлический цилиндр и капельки пота начали скатываться у него со лба на бетонный пол. Он не мог поверить, что его жена на это решится.
- Наташа, что ты делаешь! Это уже не шутки! Прекрати пожалуйста... - тем временем ему уже стало казаться, что запахло горелым мясом и он запаниковал - Наташа, ты с ума сошла! Вытащи паяльник! Выключи его скорее! Наташа! Ну хорошо, сдаюсь: один, девять, ноль, один… Это пин... Ну всё-ё! Я же сказал! Вытащи это из меня!!!
Наташа как будто бы не замечала его истерики: - Один, девять, ноль, один. Девятнадцатое января! День нашей свадьбы! Как мило с твоей стороны. А я-то думаю, как это он всё помнит? Каждый год цветы в этот день приносит! А он вон как это запомнил - через счет, который он же от жены и скрыл. Ну ладно, мы это еще сначала проверим. – Наташа начала вводить код в компьютер.
- На-та-ша! – продолжал истошно кричать Марат.
- Так! Хорошо! Не соврал! Всё сработало! - Наташа говорила и делала все нарочито медленно. Она наслаждалась тем состоянием паники, в которой пребывал ее муж. Все это тешило ее самолюбие и отвечало целям отмщения в гораздо большей степени, чем проведенная перед этим экзекуция, которую кстати Марат перенес стоически. Однако пар был уже выпущен, и накопившаяся в ней за последние месяцы злость постепенно сходила на нет. Но сменялась она не жалостью, а скорее презрением к этому некогда обожаемому ею существу.
- Наташа! Вытащи паяльник! – Марат уже даже не кричал, а лишь плаксиво хныкал.
- Чего ты орешь? Какой паяльник? Вон он здесь на столе лежит, - и она опять поднесла паяльник к его глазам. - Дурак! Я тебе туда свечку парафиновую засунула, тигровой мазью смазанную, чтобы лучше грела. Ну что, герой?! У страха глаза велики? Неужели ты мог подумать, что я из-за тебя, идиота на преступление пойду? Дам тебе малейший повод на меня в полицию заявить? Все эти шрамы на твоей заднице – это так, сексуальные игры, а вот паяльник в заднем проходе – это был бы уже криминал.
Марат и сам уже начал испытывать презрение к себе. Марату было стыдно до слез. Ему было стыдно оттого, что он оказался таким позорным трусом. Ему было стыдно что он, которому в детстве читали о подвигах Карбышева, и Молодой Гвардии, и Зои Космодемьянской, и который иногда представлял себя на их месте, в реальной жизни испугался простой парафиновой свечки. Он уже начал ломаться. Все это вместе, боль и унижение, стирало из его памяти образ того правильного. хорошего Марата, которым он себя раньше считал и на его месте вырисовался новый Марат, для которого уже не было понятия о чести, который мог трусить и врать, не краснея и без зазрения совести.
Наташа вернулась к компьютеру:
- Сколько у тебя там на счету? Ого! Не слабо! – не сдержала она удивления – Отлично! Часть суммы я перевожу фирме за аренду острова, другая часть пойдет на оплату детектива, а остаток я пересылаю на свой счет. Нет, пожалуй, оставлю тебе долларов этак … пятьдесят, чтобы счет не закрывать.
- Итак, финансовую часть мы успешно закончили. - продолжила Наташа, откладывая в сторону планшет. - Но у суда осталось еще несколько вопросов к подсудимому. Подсудимый, прошу вас отвечать искренно, и ничего не скрывать от высокого суда. – и она поднялась перед ним на своих восьмисантиметровых каблуках, для того чтобы он убедился, что суд, действительно, - высокий.
- Знайте, что только чистосердечное признание поможет смягчить вам наказание.
У подсудимого, распятого на козлах в виде буквы Х, уже не оставалось никаких сомнений в том, что признание никак не облегчит его участи. Напротив, он твёрдо знал, что в его положении надо врать до конца, отрицая абсолютно всё, что напрямую невозможно было проверить.