— Значит ты ему скажешь, что одна сделала все это? И он тебе поверит?
— Конечно поверит. А ты будешь молчать, если он вдруг начнет спрашивать что-то у тебя. И если ты предашь меня, тогда я расскажу Эмме… — тут на светлом лице загорелась детская озорная улыбка. Она знала, что моя совесть перед женой была чиста, даже можно сказать отполированна до блеска. И нет ничего, что могла бы знать одна моя копия, — Арт, ну вот почему ты такой белый и пушистый? Тебя даже шантажировать невозможно!
Дело шло быстро. За два часа мы успели сделать все, что нужно было и даже заварили чай. И все было как ни странно хорошо, и даже очень. Мне как-то стало не по себе, что мы наконец смогли к моим тридцати семи найти общий язык. Тиф рассказала, где хочет провести медовый месяц, как устроит шикарную свадьбу в родительском доме, как будет обустраивать квартиру под интерьер тихой дружной семьи. Помнится, когда нам было не больше пятнадцати, мы оба не хотели связывать себя с кем-то узами брака. Тогда казалось это слишком бессмысленной и обречённой на провал затеей. И если бы мы тогда посмотрели на себя в это время, мы бы скорее всего просто рассмеялись.
— Вы не хотите, чтобы мы приехали к вам? — открывая дверь машины, раздался за спиной голос Тиффани. Звучала она уже не так задорно. Появилось в ней что-то тяжелое, чего не смогли сразу выдержать легкие.
— Ты о чем?
— Осталась неделя… знаю, что обычно в этот день вы ни с кем не хотите видеться, но может нам стоит приехать? Мы все переживаем за тебя и за Эмму. Мама… — голос оборвался. Она не знала, как продолжить дальше, искала нужные слова, чтобы не задеть мои чувства. И только я хотел прервать ее душещипательную речь, как она неожиданно продолжила, — она хочет с тобой поговорить. Знаю, что ты после того случая не желаешь видеть ее. Но она правда…
— Нет! Я не собираюсь снова выслушивать от нее нотации, жизненные советы, да упреки. Я уже совсем не мальчик, которого можно просто поманить конфеткой из прощения. В этот день я хочу быть только с ней. Не стоит утруждать себя неловкими улыбками и сочувствующими взглядами. Мы обойдемся без этого. И спасибо, что ты больше не говоришь об этом, как обещала!
Захлопнув дверь, я даже не решился посмотреть в глаза Тиф. Слова мои звучали, как никогда обидными и задевающими душу. Конечно, сейчас на ум приходят более уместные слова с предложениями, которые я мог бы сказать пару секунд назад. Но для меня было уже совсем поздно что-то менять. Мотор автомобиля завелся, холодные руки схватились руля, и колеса медленно покатились по дороге.
Точно не могу вспомнить, о чем я думал, подъезжая к дому. Возможно, мысли были вокруг Тиффани, об Эмме, нашем умершем сыне, а может о всех сразу беспокоилось сердце. Я был так зол на себя, что не мог так просто пойти домой. Она не должна была увидеть меня в таком состоянии. Ей точно станет интересно, о чем мне пришлось говорить с сестрой, как прошел ремонт и так далее. И, конечно, мне не хотелось ее расстраивать своим плохим настроением. И мне не пришло ничего лучше в голову, как поехать в обычный продуктовый магазин, что находился неподалеку от дома. Не зря же иногда говорят, что покупки могут помочь отвлечься от навязчивых мыслей. Да и мне не нужно было много времени, чтобы смыть с себя остатки разговора.
На парковке было не так много машин. Видимо выходной день приковал всех жителей к постелям, да к телевизорам. И только редкие экземпляры можно было увидеть разглядывающими витрины со свежей выпечкой. Я прильнул к их группе, будто и сам хотел отыскать самый аппетитный кусок пирога. Но с прибывающим запахом клубничного джема, в голове бликами всплывали слова, сказанные о маме. Она волновалась… никогда не поверю в это после всего, что она наговорила мне той зимой. Как-то они с отцом обходились без старшего сына, не пытались даже наладить отношения, хотя живут они не так далеко. Странно, что мы даже не пересекаемся. Раньше мы могли разглядеть родные лица даже в толпе шумной улицы, а теперь нам кажутся они совершенно чужими. Отводя взгляд к прилавку с овощами, где стояла милая пара с полугодовалым ребенком в коляске, я вновь и вновь погружался в думы, с которыми пытался бороться каждый день. Сложно оставаться хладнокровным к подобным картинам, когда судьба решила отобрать у тебя ее оригинал. Все было срисовано с нашего с Эммой будущего. Но кто-то в один момент разлил краски на почти готовый шедевр искусства. И все покатилось в мусорное ведро, как и желание творца создать новый эскиз.
Желание уйти возникло сразу. Терапия с покупками обернулась кошмарным провалом. Все стало только хуже, и уверенность в том, что мне не избежать разговора с Эммой, была слишком очевидной, чтобы пытаться убежать прочь. И может все обернётся не так печально, как я себе представляю.