Выбрать главу

Уже начинало светать, и он уже довольно далеко ушел от города, от Прошлого переулка, и все мечтал встретить хотя бы умную лошадь, так дружески протянувшую ему переднее копыто, хотел встретить хотя бы знакомого муравья, который, наверно, с рассветом снова поползет по буграм и ухабам мраморного памятника придорожной Венере. Впереди зафырчала машина. Приезжий поднял руку и вышел на дорогу. Машина остановилась. Шофера в ней не было.

– Если ты до сих пор ехала без шофера, видимо, ты и дальше сможешь так? – спросил приезжий.

Машина молчала. Он шагнул к ней. Дверца отворилась.

– Порядок, – сказал приезжий и уселся на переднее сиденье.

Дверца захлопнулась. Машина стояла на месте. Наверное, она дожидалась команды.

– Я не знаю, куда ехать, – сказал приезжий. – Понятно?… Главное, увези меня отсюда… Трогай.

Машина рванулась с места и развернулась, потом еще развернулась и стала делать виражи и восьмерки. Шоссе поскакало, как сумасшедшая стрелка на часах.

– Допрыгались… – зловеще сказал приезжий.

– Помолчал бы, – внятно сказала машина и понеслась по шоссе.

Приезжий закрыл глаза…

…Тихо и незаметно ушел он из кафе, ни с кем не простившись. Тихо и незаметно приедет он куда-нибудь на этой телеге-модерн.

Машина остановилась и сказала тонким голосом:

– Вылазь…

Приезжий открыл глаза. Они стояли возле тихого предрассветного кафе на окраине города. Возле того же самого кафе.

Дверца распахнулась. Сиденье решительно подтолкнуло приезжего, и он оказался на краю кювета. Он еле успел схватить с сиденья вещмешок и плащ. Дверца захлопнулась, машина умчалась в город.

– А почему, собственно, все отменяется? – спросил приезжий и оглянулся по сторонам. Но никто ему не ответил.

Вдали, в глубине площади, куда выходил Прошлый переулок, приезжий увидел какое-то движение.

Он подошел поближе. Негромко фырчали машины. Огромные лапы манипулятора устанавливали на постамент обернутую в пластик скульптуру. Техника работала молча и безукоризненно.

«Золотой век», – подумал приезжий и подошел к человеку в комбинезоне, стоявшему у переносного пульта.

– Что это? – спросил приезжий.

– Памятник, – ответил комбинезон.

– Кому?

– Изобретателю.

Комбинезон был разговорчивый. Приезжий взял его за рукав и повернул к себе.

– Говорите членораздельно, – сказал приезжий. – Какому изобретателю, что он изобрел… Тот посмотрел на него рассеянно и сказал:

– Памятник тому, с кого начался сегодня в три ноль-ноль Золотой век… Этот человек изобрел вечный двигатель…

И снова уткнулся в пульт. Лампы манипулятора помедлили, потом осторожно смахнули пыль с памятника и расправили складки покрывала.

Приезжий пошел по переулку в сторону кафе.

– Да здравствуют инженеры! – тихо и печально сказал он, останавливаясь посреди газона. – Хронос прав. Часы тикают. Есть чем измерять время.

Памятник изобретателю его окончательно доконал. Опять надо было начинать все сначала. Вот и эксперимент удался, и началась у них цепная реакция творчества и всякий там Золотой век. Только не совсем та цепная реакция и не совсем тот Золотой век, на который рассчитывал приезжий, когда сочинял сказочки про великанов и детей, про то, как великаны опираются на детей, а дети на великанов. Они вовсе не всполошились, когда спичечный коробок сказал: крак! – и умерла ящерица, маленькая рептилия, крокодил, любовный фокус. Как они вцепились в нарождающуюся нежность, и никто не заметил гибели. Ложь, ложь! Поэт заметил и его Муза. Правда, поэт уже ко всему притерпелся, а официантка еще не то видела за последние пять тысяч лет патриархата. Ничего они не поняли в его рассказах. Идти было некуда.

– А почему я, собственно, должен куда-то идти? – громко сказал приезжий. – Какого черта!

Собеседников не было, но это его не смутило. Собеседники во всем городе спали и видели такие сны, какие заслуживали.