Привал образовался стихийно. Кто-то притормозил вытряхнуть из обутки мусор. Рядом тут же присел другой поскладней переложить рюкзак, клюющий острым под ребра. И вот уже вся компания попадала следом на землю, как уставшие грачи на провода.
– Куда гонишь-то так? – недовольно поморщился Зола.
Праник не мог объяснить. Глупо конечно, сидели-сидели в своем лагере, никуда не собирались вроде, а тут раз – и в галоп. Час-другой погоды не сделает, очевидно. Но что-то буквально тащило его прочь. Торопило убраться подальше. Праник знал, нужно перейти некий рубеж, там их уже искать станут: игра не стоит свеч.
Он уже открыл было рот, чтобы согласиться, как позади грохнул взрыв, далекий, но вполне отчетливый.
– Отдохнули? – округлил глаза Праник. – Аллюром!..
Вот, на тебе! Случилось! Мысли лихорадочно сменяли друг друга. Итак, сегодня, едва рассвело, из леса к лагерю вышли злые дяди. Прошманали оставленные жилища, помочились на столб. К вящей радости своей обнаружили неостывшие угли и свежий след, манящий вдаль. Праник прокручивал в голове цепочку событий. До растяжки километра два с половиной, едва ли больше. Вероятно, сейчас преследователи обступили неудачника, что неосторожно разбросал фрагменты своего тела вокруг. Может, есть раненые. Тяжелых кончат, возиться с ними никто не будет. Легкие, всего скорее, лягут на обратный курс. Зато остальные с удвоенным энтузиазмом заструятся дальше. Их погонит вперед жажда расправы. Это плохо. Зато теперь они станут смотреть под ноги, что позволит выиграть какое-то время. Это хорошо.
Будь Праник один, он бы ушел. Будь они с китайцем и Аней втроем – тоже. Спутали бы следы, растворились в лесной чаще. Но с таким цирком не убежать и не спрятаться. Первыми начнут уставать дети. Темп станет неуклонно снижаться. И вот позади послышится нецензурная лексика и по деревьям зацокают первые пули. Кого-то зацепит. Скорость упадет окончательно. Их обойдут с боков, как волки, и…
Праник зажмурился. Жестом подозвал Золу. Подождал Милу с Яриком. И изложил свою нехитрую идею.
– Сейчас самые уставшие уходят вправо. По одному, по двое. Шагов через четыреста следующие, в другую сторону, – Праник махнул рукой. – Рассеиваемся, ясно? Елочкой. Идут сколько могут, падают и тихо молятся, чтобы их не нашли. Все, кто в состоянии держать оружие, топают дальше… И ногами шаркайте усердней, эти, – Праник мотнул головой назад, – ни о чем догадываться не должны. Найдете место, достойное своих могил, устраивайтесь на засаду… Так есть шанс, что не всех…
– А ты?
– А я уже, – Праник кивнул, – нашел… – И жестом прервал возможную дискуссию. – Делайте, блин, как сказал. Если хотите жить… Меня не ищите.
– Давай я с тобой? – предложил Зола.
– Не, – Праник покачал головой, – не надо.
Тяжело с несыгранным незнакомцем в паре. Что он выкинет, не знаешь. Уж лучше один. Повернулся спиной и ушел. Растворился среди древесных стволов.
Вот, совесть, странная штука. Праник ловил себя на мысли, что мог сейчас запросто взять и исчезнуть. Его никто никогда не отыскал бы. Он должен что-то этим людям? Ничего он им не должен! Он их даже не знал до вчерашнего дня. Его это проблемы, Праника? Ни хрена это не его проблемы! Он не Чак Норрис, и не Рембо-четыре. Это в них пули не попадают, а если и попадают, то отскакивают… Так твердили логика и разум. И не поспоришь! А только попробуй-ка потом с этим жить! Почему так получается? Да черт его знает почему…
Праник удобно прилег на мягком мху за пригорком, в стороне от вытоптанной отрядом стежки, вытянул гудящие ноги. Здесь вы пойдете, субчики, потому как негде вам идти более. Наладонник считал также, показывая приближение душ десяти-одиннадцати, ползущих плотной вереницей, из-за чего оранжевые точки на экране сливались в «змейку». Праник на всякий случай отключил динамик, чтобы выдать себя писком в самый пикантный момент, и приник к окуляру бинокля. Поглядим пока. Понаблюдаем.
Первым вышагивал тощий расхристанный дрищ. Ватник расстегнут, ремень болтается, ушанка на голове покачивает в такт шагам оторванным ухом. До колен свисает одним концом длинный шарф. Харя чумазая, оттого что поминутно развозит пот грязными руками. Жарко дрищу, торопится. Этот вряд ли занимает высокую ступень в пищевой пирамиде. Так, чепушило. Вперед послали кого не жалко. Следом потянулись экземпляры более матерые. Но не менее живописные. На ком-то старая милицейская куртка, на ком-то драное кожаное пальто кремового раскраса, телогрейки, армейские ватники. У одного на голове белый летный шлем. Хорошо, наверное, в таком. Ветер не продувает, дождь не мочит, не слышно только ничего. Вооружены ребята от души. «Калаши», пистолеты у всех. Тащили даже ручной пулемет, при виде которого у Праника нехорошо заныло внутри. Машинка серьезная, в умелых руках творит чудеса. Куда на таких с луками да гладкоствольными ружьями?